Слова на стене - Джулия Уолтон

Я увидел Майю, которая пришла со своей семьей, даже с мамой. Та фактически представляла собой Майю в будущем. Когда Майя заметила, что я стою в дальней части церкви, она покраснела и снова отвернулась к алтарю. После этого я не мог перестать ухмыляться. Ну ничего не сумел с собой поделать. И дело не в том, что Майя раскраснелась и смутилась. Все дело в том, что именно я заставил ее покраснеть в церкви!

Значит, ей вспомнилось, чем мы занимались в кладовке. Я понял, что она думала об этом, находясь в церкви. Да еще в Пасху. Перед Богом и всеми прихожанами. А я тогда еще и был одет, как Иисус.

Трудно не испытывать нечто особенное в такие моменты.

Доза 4 мг. Доза та же.

10 апреля 2013 года

Что было странно и непонятно вчера – так это то, что я не помню, как встал с кровати. Я помню только, что какое-то время просто стоял в спальне и смотрел на спящую Ребекку, а потом вышел в коридор немного размяться. Я почему-то нервничал.

Вторая странность – то, что я не взял с собой телефон. Я осознал это еще прежде, чем зашел в гостиную, где увидел мафиозного босса, вальяжно развалившегося на моем диванчике с канноли и капучино в руках. Выражение его лица было не как у маньяка, как тогда, когда он начал стрельбу в школе. Он на самом деле выглядел довольно спокойным и просто наблюдал за мной, в то время как двое головорезов позади него скользили взглядами по нашим книжным полкам.

– Поздно уже, – начал босс. – Тебе пора спать.

– А еще мне пора перестать вас видеть. – Я не был настроен выслушивать его нравоучения.

– Канноли? – предложил он, поднимая трубочку к моему лицу. Пахла она вкусно. Вот насколько я все же ненормальный. Я ощущал аромат капучино, а канноли пахли так, будто я только что приобрел их в пекарне или даже изготовил сам, вы же понимаете. Сахарная пудра маленьким облачком взлетела в воздух, как только он откусил кусочек, а несколько крошек упали на ковер.

– Нет, спасибо, – отказался я.

– Многое теряешь, малыш. – Босс засунул в рот остатки канноли, после чего вытер сладкие руки о вязаное одеяло моей прабабушки. Это взбесило меня, что, очевидно, тут же отразилось на моем лице, потому что босс немедленно расплылся в широкой ухмылке:

– Тебе хочется наорать на меня за это, да?

– Я ничего не говорил.

– А тебе и не надо. Никогда еще не видел, чтобы человек так круто заводился. Тебе будто палку в задницу вставили, малыш. И как ты все это терпишь?

Я не стал ничего ему отвечать. Тогда он взял целую горсть печенюшек и раскрошил их в кулаке, а потом аккуратно высыпал все на пол перед собой. Вот на этом месте вы наверняка перебили бы меня и спросили: «Но Адам, неужели ты в этот момент еще не понял, что он был галлюцинацией?» Конечно, профессор, я это знал. Точно так же, как мне хорошо известно, что никакие чудовища под моей кроватью не прячутся. Но это ведь не означает, что я буду сидеть на ней, свесив ножки. Трудно о чем-либо судить с абсолютной уверенностью. Особенно если учесть, как очень реальные галлюцинации в этот момент внимательно пялятся на меня.

– Ну и как долго ты собираешься все это скрывать? Неужели ты считаешь, что твоя маленькая подружка филиппиночка снова захочет потрогать твой болт, когда выяснит, что ты шизик? – Босс с таким презрением произнес эти слова, будто назвал Майю потаскушкой, и я невольно поморщился.

– Ну, твою мамашу это не волновало, – отозвался я.

Мужик позади босса предупреждающе поиграл мускулами, но босс только рассмеялся.

– Похоже на то! – прорычал он, стирая с губ сахарную пудру. – Мы же и есть часть тебя самого, быдло ты деревенское. Каждый из нас – это часть тебя, а ты прячешь нас, словно мы какой-то хлам.

– Вы не настоящие.

– Дерьмо собачье! – огрызнулся босс. – Для других – возможно. А для тебя мы всегда были настоящие.

Я не стал отвечать ему.

– А как насчет нее? – Он кивком указал на дверь моей спальни, где спала Ребекка. – Ты ее тоже выгоняешь?

– Она не сводит меня с ума, – сказал я.

– Так и мы тоже никогда тебя с ума не сводили. – Он снова расхохотался.

– Если я перестану вас видеть, я смогу двигаться дальше по жизни.

– То есть если ты нас не увидишь, мы от этого перестанем существовать? Нет, не думаю, что в этом заключается весь смысл.

– Я иду спать.

– Иди, малыш. И помни то, что я сказал. Ты не сможешь скрывать это вечно. Лекарства надолго не хватит.

Я вернулся к себе в комнату и забрался в постель. Ребекка все еще дремала. В полусне она нащупала мою ладонь своей рукой, и я сжал ее. Она в ответ сжала мою.

Доза: 3,5 мг. Дозировка уменьшена.

17 апреля 2013 года

Чувствую себя прекрасно. Почти всю эту неделю оставались лишь Ребекка и хор голосов. Всех остальных не видно уже несколько дней.

Как протекает беременность у мамы? Я ужасный сын. Знаю, мне надо бы говорить, что мама светится и сияет. Что никогда раньше она не выглядела такой красивой. Но все дело в том, что я своими глазами видел, как она в одиночку умяла здоровенный пакет чипсов, а потом расплакалась. Такие беспричинные слезы смотрятся довольно жутковато. А еще мама два раза за прошедшую неделю оставляла в холодильнике пульт от телевизора. Пол говорит, что подобное называется «психозом беременных», однако произносит эти слова только тихим шепотом. И я точно знаю, что раньше у нее четко просматривались лодыжки. А теперь ее голени переходят прямо в ступни. Я обмолвился об этом Полу, и тот бросил на меня угрожающий взгляд, но возражать не стал.

Майя говорит, что у ее мамы не было никаких перепадов настроения или навязчивых желаний. У нее просто раздувался живот, пока ей не пришло время рожать. Это подтверждает мои предположения о том, что свою несколько механическую манеру держаться она унаследовала исключительно от мамы. Может быть, она – клон.

Моя мама хочет, чтобы я присутствовал при родах, когда подойдет срок, но Пол уже заявил, что хочет принести за меня извинения. Слава богу, что есть Пол. Он мне нравится все больше и больше. Я не уверен, смогу ли вынести всю эту эмоциональную напряженку, связанную с родами, по-прежнему делая вид, что все вокруг волшебно. И без рвоты. Наверно, непросто будет не выказывать отвращения, когда мне в первый раз дадут подержать младенца.

Новорожденные – вовсе не такие уж классные. Это омерзительные, липкие и мягкие розовые личинки, которые не похожи ни на кого из родителей, что бы там ни говорили. По сравнению с остальным животным миром человеческие младенцы просто отвратительны. Кажется, я испытывал бы бо́льшую эмоциональную привязанность к детенышу утконоса, нежели человека.

Майя со мной согласна. По ее словам, есть фотография, на которой она держит своих новорожденных братиков, и на ней она не улыбается.