Слова на стене - Джулия Уолтон

Другое дело, когда люди боятся того, чем ты страдаешь, поскольку в этом случае сочувствие ты, может, и получишь, но вот поддержку – никогда. Больного тебя уже не хотят, а хотят, чтобы ты держался от них по возможности подальше.

Существует благотворительный фонд «Загадай желание» для детей, больных раком, потому что такие дети в конце концов умирают, и это очень грустно. Ребенок с шизофренией тоже в конце концов умрет, но перед этим его напичкают вереницей лекарств, от него отвернутся все те, кого он любит, и, скорее всего, он встретит свой конец где-нибудь на улице с бездомным котом, который его же и сожрет после смерти. Это тоже печально, но его желание никто выполнять не торопится, потому что он не так активно умирает. И становится совершенно ясно, что мы заботимся только о тех больных, которые умирают трагически и при этом очень быстро.

Я занервничал, когда врачи сообщили, что могут прекратить давать мне лекарство. Мама говорит, что они ни в коем случае не станут спешить, что мы все равно найдем медикаменты, которые сработают, но мне кажется, она просто не хотела, чтобы я потерял спокойствие. Она говорила именно то, что должно было бы заставить меня почувствовать себя получше, потому что именно так мамы и поступают. Но я все равно нервничал, а когда я нервничаю, я иногда начинаю делать совсем не то, что хотелось бы.

Началось все с того, что возле ногтя у меня на руке образовалось множество заусенцев. Они были похожи на разлохмаченные кусочки сыра-косички. Я потянул за один. Когда я увидел кровь и голое мясо под ним, я продолжил отдирать его, потому что испытал боль, показавшуюся мне удовлетворительной. Так было один раз, когда я вытащил у себя три молочных зуба, когда они еще даже не качались, потому что мне было даже приятно удалять их. То есть было больно, но при этом мне это еще и нравилось. Ну, как бывает, когда посасываешь рану, – и больно, и приятно.

Итак, я ободрал кожу до первого сустава. Тут я остановился, потому что уж очень сильно текла кровь, и я понял, что вряд ли мне потом удастся все это скрыть. И если у меня на руке будет не один, а сразу несколько пластырей, мама сразу догадается, что я занимался чем-то нехорошим. Мама всегда узнавала, когда я срывался, хотя иногда она не может вспомнить, где оставила свой мобильник. А один пластырь, может быть, и проскочит. И меня не лишат привилегии пользоваться ножами на кухне.

Я не уверен, что моя нервозность началась именно из-за допущения, что мне перестанут давать лекарство. Кроме того, несколько дней назад я встретил кое-кого в бакалейном магазине. Я не видел этого человека уже больше года.

Помните Тодда? Это мой старый лучший друг, о котором я вам рассказывал. Он живет через пару улиц от моего дома, а в детском саду у нас были одинаковые коробочки для ланча с изображением Бэтмена. И на велосипедах мы вместе катались.

Когда полтора года назад мне поставили диагноз, я сразу все ему рассказал. Еще несколько дней после этого он продолжал оставаться моим лучшим другом. Тодд вел себя так, будто ничего не изменилось. Потом моей маме позвонила его мать. Я не слышал слова его матери, но моя мама сказала такое, что я ушам своим не поверил. Она послушала мать Тодда несколько секунд, после чего произнесла: «Ему нечего опасаться». Ее слова прозвучали как тихое предупреждающее шипение, а когда она повесила трубку, ее трясло. Когда это случилось, я находился в коридоре и подсматривал за ней в приоткрытую дверь. Потом мы данное происшествие не обсуждали. Я вдруг понял, что с Тоддом мы больше не будем видеться уже никогда.

Ну ладно, теперь о встрече в магазине. Поначалу я его даже не заметил, а вот Ребекка заметила. Я просто проследил за ее взглядом. Она пристально смотрела на отдел с готовыми завтраками. Тодд разглядывал пачку каких-то хлопьев быстрого приготовления и небрежно вертел вокруг указательного пальца ключи от «Акуры» своей матери. Это означало, что права он уже получил и теперь выполняет какие-то домашние поручения. Выглядел он почти так же, как и раньше. Только начал отращивать бороду. Если бы мы оставались друзьями, я бы заметил, что его подбородок теперь смотрится так, будто его покрыла плесень. Но мы больше не друзья, и я промолчал.

На нем была жуткая футболка с изображением непонятного персонажа из такого же невразумительного японского мультика, а на месте в магазинной тележке, куда обычно сажают детей, я увидел распечатанную пачку конфет в форме медвежат. Меня всегда раздражало, когда люди начинают поедать продукты в магазине еще до того, как их купили.

В последний раз, когда мы встречались, Тодд вел себя так, будто ничего не произошло. Мы поболтали о том о сем, потом, как всегда, поиграли в видеоигры. Только после звонка его матери мы перестали видеться.

Я втайне надеялся на то, что виновата его мать, что это она вынудила его прекратить наше общение. Но Тодд всегда делал то, чего мать ему не позволяла. Он прятал конфеты под половицами в своей комнате, потому что мать запрещала ему употреблять в пищу рафинированный сахар. А еще постоянно сбегал из дома. Тодд покупал журналы «Плейбой». Я видел, как он курил травку. Поэтому я и понял, что она тут ни при чем.

Пока я там стоял, я мысленно перебирал все то, что хотел бы высказать ему все те неприятные вещи про него, которые только приходили мне в голову. Но тут Ребекка просто посмотрела на меня и покачала головой. Потом подняла вверх средний палец и выставила его в направлении Тодда, а я улыбнулся.

Я встал в очередь, купив то, что мне было нужно. Я знаю, что Тодд видел меня еще до выхода из магазина, потому что за мной стояло всего три человека. К тому же я очень заметная личность. И он понял, что это я. Определенно.

Я оглянулся у выхода и увидел, что Тодд в тот же момент нарочно отвернулся в сторону. Он не хотел встречаться со мной взглядами. Поэтому я ушел и никому про эту встречу не рассказывал. Разумеется, Майе тоже, иначе мне пришлось бы объяснить ей, почему мы перестали дружить.

Интересно, настанет ли такой день, когда Тодд поведает кому-нибудь, что у него был друг-шизофреник и ему было очень трудно поддерживать с ним дружбу из-за серьезности заболевания. Возможно, в ответ кто-то с грустью и понимающе кивнет, а кое-кто даже проникнется сочувствием к Тодду. Вот, мол, какой хороший парень, хотя бы попытался продолжить дружбу…

Я еще подумал, а не сделать ли мне так, чтобы у него заклинило замок в маминой «Акуре», стоявшей возле магазина на парковке, но потом просто пошел домой. Ребекка ликовала и ходила «колесом».

Доза 4,5 мг. Начато постепенное снижение дозы.

20 марта 2013 года

Я чувствую себя хорошо.

Как вам уже известно, мои врачи решили пока продолжать давать мне то же самое лекарство, но постепенно снижать его дозу. Значит, ни увеличения дозы, ни отмены медикамента не предполагается, а это уже облегчение. Никаких действительно опасных для здоровья побочных эффектов не проявилось, а анализы крови не дали окончательных результатов. Вот почему моя мама настаивает на том, чтобы я продолжал принимать это лекарство, пока мне не подберут что-то еще. Я не знаю, насколько вам знакомы эти жуткие побочные (остаточные) эффекты, которые появляются в том случае, когда вы прекращаете принимать средство, к которому успели привыкнуть, но сюда входит вагон всяких «прелестей», включая и нехилую диарею.