Босх в помощь! - Юрий Поляков

– Книжные фестивали нужны. Даже на Красной площади. Кстати, почему бы в Мавзолее не продавать книги о Ленине? Надо вернуть моду на чтение, причем, не развлекательное, а серьезное. Это дело государственное, о чем наша власть, кажется, не подозревает. Тут нужна системная работа. А что имеем? Много у нас на ТВ передач, посвященных чтению и пропаганде книги? Мало. Часто мы слышим от медийных авторитетов и отцов Державы, что они сами читают? Редко. Много писателей появляется в теле- и радиоэфире? Единицы. Вы давно видели только что открывшийся книжный магазин? Я давно. Закрывшиеся книжные магазины вижу постоянно по всей стране. А хороших книг всегда было мало, но прежде всячески старались привлечь к хорошим книгам внимание читателей. На это работали критики, популяризаторы, библиотекари, эфир… Сегодня же мы, наоборот, видим какую-то странную игру, смысл которой заключается в том, чтобы провести литературную пешку в ферзи. Но литература не шахматы, в изящной словесности все определяет уровень текста, пешка так и останется пешкой, как ты ее ни называй и какие премии на нее не нахлобучивай. Читателей можно некоторое время морочить, но по большому счету обмануть их невозможно…

– Может ли художественная литература быть актуальной и даже злободневной, как изобразительное искусство, театр? Или писатель это прежде всего демиург, размышляющий о вечных темах?

– Художественная литература всегда гораздо злободневнее, чем театр и изобразительное искусство, более того, она их питает темами, идеями, образами. Не случайно, как правило, крупные драматурги были и выдающимися прозаиками, а большие художники – книгочеями. Размышлять о вечности – это то же самое, что пылать страстью к Нефертити. Попробуйте для начала полюбить свою жену, допустим, сегодня вечером или завтра утром…

– Если бы можно было задать вопрос классику, у кого и что бы вы спросили?

– Я бы спросил у Булгакова: «Михаил Афанасьевич, вы потом не жалели, что роман про чертей написали?» Я вот все никак не решаюсь, хотя есть очень давний замысел…

– Не могу не спросить. Вы смотрели сериал «Чернобыль», который сейчас активно обсуждают? Там невероятная степень достоверности. Как вы думаете, эта жесткая правда не разрушит существующую в обществе ностальгию по советскому прошлому?

– А как вы думаете, японцы после Фукусимы разлюбили свое общественное устройство? Американцы после крушения «близнецов» возненавидели свою страну? Но фильм про Чернобыль надо бы снять нам, это правда, а британцы пусть лучше снимают сериалы про свое бесчеловечное колониальное прошлое. Но они почему-то не спешат в этом направлении…

– Какие темы, на ваш взгляд, необходимо затронуть в отечественном кино? Как известно, кино – один из самых сильных по воздействию на публику видов искусства.

– Точный выбор темы, улавливание того, что по-настоящему волнует зрителей, – один из главных признаков режиссерского таланта. Если бы знать наперед, все стали бы Эйзенштейнами, Александровыми, Шукшиными… Лично меня сейчас больше всего занимает русская тема, однако именно ее, как огня, боятся продюсеры.

– Юрий Михайлович, Ирина Хакамада как-то сказала: если на книге написано одно из двух слов, «деньги» или «секс», тираж будет раскуплен моментально. Потому что люди падки в основном на деньги, секс и еду. У вас на обложке новой книги одно такое слово есть.

– Конечно, Хакамаде видней, но мои книги раскупаются и без этих слов на обложке. Взять хотя бы недавний сборник публицистики «Желание быть русским» или книгу эссе «По ту сторону вдохновения». Название же моей новой вещи, конечно, несколько провокационное, отсылающее читателя к тому, что Бахтин называл «животным низом». Но в литературе, во всяком случае, в моей прозе, смысл слова всегда шире его словарного значения. Мой роман о начале 1980-х, о последних годах так называемого «застоя». Об этой сложной эпохе нафантазировано слишком много ерунды, выросло поколение тех, кто в то время не жил или едва начинал жить, но именно они нам, людям, которые тогда были в ясном уме и твердой памяти, теперь рассказывают, каким был СССР. Слушаешь и не знаешь: смеяться или плакать. Часто звучит глупость, ставшая мантрой: «В СССР секса не было». Я сам присутствовал на том пресловутом телемосте с Америкой. Да, искренняя советская труженица так и сказала: в СССР секса нет, – и добавила: у нас – любовь…» Но продолжение потонуло в смехе, спровоцированном Познером. Вот я и решил рассказать о той жизни, она вовсе не была серой, закомплексованной, люди не боялись думать, говорить, влюбляться, совершать глупости…

– Получается, тогда было больше любви, чем секса, а сейчас наоборот?

– Можно и так сказать. Советские люди, как правило, вступали в половую жизнь более целомудренными, хотя случалось всякое. Но не было порноиндустрии, телевизионных ежедневных демонстраций грязного постельного белья, сексшопов, массовой проституции… При этом население СССР достаточно стабильно увеличивалось. Кроме того, в любовных отношениях было гораздо меньше прагматизма. Это не значит, что в Советском Союзе не было людей, вступавших в брак из корыстных побуждений. Конечно, были! Но таких дельцов презирали, поэт Вознесенский возмущался:

Советская литература тоже была довольной целомудренной, поскольку, до одури наблудив в первое революционное десятилетие, в конце 1920-х власть спохватилась и решила: «Хватит бороться против буржуазного брака, хватит развращать молодежь, давайте, товарищи писатели, воспитывать!»

– И что, моральный облик российского гражданина рядом не стоял с моральным обликом советского человека?

– Увы, в начале 1990-х случился настоящий обвал нравов, общее грехопадение, что является обычным делом при сломе общественного устройства. Про те времена написана моя повесть «Небо падших», кстати, дважды экранизированная. Именно тогда появилась мода на грех: бизнесмены, политики, общественные деятели оттягивались наперегонки, да ещё гордились собой! Так бывает, когда ломается общественное устройство и временно снимаются все «табу». Об этом, в частности, «Двенадцать» Блока. Но человеческая цивилизация держится именно на табу и запретах. Если их отменить, мы очень быстро вернёмся в первобытное состояние.

– А должен ли государственный муж вести абсолютно моральный образ жизни?

– Абсолют не достижим, но стараться надо. Если ты хочешь руководить себе подобными (а в руководящее кресло насильно не сажают), то ты обязан быть для других образцом. Допустим, выходит офицер перед строем и орет на личный состав: «Что это за расхлябанность, так вас распротак! Подтянись!» А у самого, извините, ширинка расстегнута. Солдаты только посмеются. То же самое в общественной и политической жизни. Если борешься с коррупцией, то сам должен быть чист, как линза Пулковского телескопа. Если ты депутат и призываешь к нравственности, а сам развлекаешься на столе с секретаршей или референтом, толку не будет. Я еще не встречал министров, которые вели бы разнузданный образ жизни – пьянствовали, развратничали, а их отрасль при этом процветала. Ну, не бывает так почему-то! Где излишества – там и казнокрадство. Помните, в «Золотом теленке» Козлевич спрашивает клиентов-казнокрадов: «При луне голыми танцевать не будете?» Да, в 1990-х у нас творили что хотели, плюя на общественное мнение. Пьяный президент под камерами немецким оркестром дирижировал. Чем все кончилось? Дефолтом, разрушением экономики, развалом армии и практически распадом страны, который остановил Путин, за что я бы переименовал какой-нибудь не очень древний российский город в «Санкт-Путинбург». Очевидно: моральный облик руководителя и благосостояние страны пребывают в прямой зависимости.