Оракул Апокалипсиса - Лариса Капелле

– Этот разговор может остаться между нами, Ганс?

– Разумеется, – уже более заинтересованно произнес хозяин кузницы.

– В смерти Густавиуса обвиняют Бертольда Вюртембергского.

– Бертольда? – поразился Ганс.

– Ты удивлен?

– Да, отец мой, – кивнул головой оружейник и со странной усмешкой добавил: – Само собой, так будет удобнее, тем более этого монаха мало кто в городе любит. Но не думаю, что Густавиуса убил Бертольд.

– Почему?

– Вы видели Бертольда и видели Густавиуса. Бродяга был крепким малым. А монах – плюнешь – пополам переломится, – презрительно пожал плечами Ганс, – так что Бертольда обвиняйте в чем угодно, как кумушки по углам шепчутся, что он колдун, сатанинский служка, но смерть Густавиуса – не его рук дело.

– Но он мог его напоить, потом связать… – начал было Иероним.

– Напоить Густавиуса?! Даже дьяволу это было не под силу. В чем, в чем, а в этом бедняга был силен, спросите Гунара, хозяина «Весельчака». Так что повторяю: обвиняйте Бертольда в чем угодно, но только не в этом.

– Ты уверен?

– Даю руку на отсечение, – очень серьезно произнес Ганс, – и еще одно: я не первую ночь в карауле, и мы давно уже заметили, что монах частенько работает до глубокого вечера, а то и до утра. И когда проходишь мимо его дома, в маленьком отверстии, что служит отдушиной погреба, видны отблески свечей. Так вот, в ночь гибели вашего подопечного свечи горели всю ночь.

– Ты готов повторить все это на суде?

Реакция была неожиданной, Ганс как-то враз посерел и жестко ответил:

– Нет, отец мой, и не просите. Если архиепископу с бароном понадобилось обвинить Бертольда, я на их пути вставать не буду! – и отвернулся.

– Откуда ты знаешь, что это архиепископ и барон? – не сдавался настоятель.

– Кто же еще? – мрачно покачал головой одноглазый оружейник.

– И именно поэтому ты отказываешься рассказать правду?

– Отец настоятель, – вздохнул Кривой Ганс, – в этом городе не все чисто, и вы прекрасно это знаете. Я человек семейный, у меня кузница. Я, как и все честные горожане, работаю и плачу все пошлины в городскую казну. А теперь пройдите на северную окраину, около правой стены, как грибы после дождя, выросли лавки, в которых вам предложат непонятно откуда взявшиеся кольчуги не здешней, восточной работы. На их завоз был объявлен запрет. И если бы только мы, оружейники, жаловались, нет, это касается всех: торговцев тканями, кожей, гончаров, скобяных дел мастеров, никого не обошли. И если бы только это… – Кривой Ганс устало махнул рукой, – пойдите спросите Матильду, вдову Эврара-мельника, что живет за восточным валом, как погиб ее муж?

Отец Иероним слышал эту историю про неизвестно откуда взявшихся бродяг, которые жестоко расправились с Эвраром, привязав его к мельничному колесу. От бедняги ровным счетом ничего не осталось, если не считать раздробленных на мелкие части костей. Так и положили в гроб все, что смогли.

– Ты знаешь, чьих рук это дело?

– Откуда мне знать, – отвел глаза Кривой Ганс, а потом и вообще, криво усмехнувшись, попрощался и, резко развернувшись, вышел из магазинчика, словно убегая.

Настоятель нахмурился. В городе с недавних пор стало явно происходить что-то неладное. Только что? Он задумался, стал вспоминать последние события. Действительно, лет семь назад появилась в городе и в округе неизвестная шайка. Рагнар утверждал, что бандиты залетные. И действительно, после нескольких ограблений и смертей город успокоился. Однако надолго ли и почему? Он уже не раз замечал, как бледнели вокруг прихожане, как испуганно замолкали, когда он пытался расспросить их, как темнели лица, когда он заводил разговор о делах. Итак, дело было непонятным, а все непонятное вызывало у отца настоятеля одно желание: разобраться. И эти слова Кривого Ганса…

Так, в раздумьях, прошло время до вечерней мессы. На этот раз не пропускающие ни одну мессу самые богобоязненные прихожане заметили, что отец настоятель был погружен в какие-то свои думы. Пару раз даже перепутал и сказал «славься» вместо «возрадуемся», и наоборот, чего совсем уже с добросовестным отцом Иеронимом не случалось. А проповедь вообще у него вышла необычная. Он смотрел на всех с вопросом, а то и с молчаливым обвинением. А под конец отозвал в сторону церковного старосту Дагмара Шпица и стал расспрашивать. Только ни на один из вопросов внятного ответа не получил. Одно было ясно: Дагмар, известный в городе сапожник, явно боялся кого-то. В глубокой задумчивости Иероним вышел и отправился на поиски Кривого Ганса. На этот раз он вытрясет из упрямого оружейника правду. Только, не дойдя до Гансовой мастерской, развернулся и направился к таверне «У весельчака-обжоры». Но в таверну не зашел, прошел мимо. Одна мысль не давала покоя. Он развернулся и вновь оказался у таверны. Впрочем, никто особенного внимания на него не обращал. Вокруг царила обычная для ярмарочного субботнего дня суматоха. Туда-сюда сновали груженные самой разнообразной кладью носильщики, с озабоченным видом проходили ремесленники, отовсюду доносились зычные голоса торговцев.

Хозяин его встретил широкой улыбкой. Гунар вообще был человеком радостным, выгодно выделявшимся среди всеобщего уныния. Раньше отцу Иерониму это нравилось, сейчас почему-то насторожило. Почему Гунар никогда не жаловался на трудности, высокие пошлины, разбойников, пройдох-продавцов и нечестных покупателей, то есть традиционный набор всех торговцев? Странная идея промелькнула вновь. Отец Иероним внутренне сжался, но виду не подал. Он расспросил Гунара о последних новостях, выпил кружку пива и вышел прочь.

* * *

– Голова кругом идет, – призналась Ангелина, – он что это, совершенно всерьез?

Они с Екатериной Великой приходили в себя после всего услышанного.

– Абсолютно всерьез, – подтвердила Марго.

– Новая попытка подчинить мир божественному плану, – вступила в разговор Екатерина Дмитриевна.

– Представь себе, да.

Ангелина замотала головой. Человек придумал сначала телеграф, радио, телефон, научился связываться с другим человеком в другом городе, на другом континенте, скоро – на другой планете. Но никогда человек не мог связаться с Богом. Сама идея казалась кощунственной, хотя чем еще с начала времени занимались всяческие шаманы, жрецы, прорицатели, колдуны и маги всех мастей? Только появилась смутная идея о возможности присутствия иной, разумной силы, нежели слепая необходимость, и тут же появились субъекты, утверждающие, что могут растолковать послания этой самой силы.

– Что еще тебе удалось узнать?

– Больше ничего, он только упомянул какого-то Бафомета и тут же замолчал. Мне это имя показалось знакомым, только не помню, почему?

– Бафомет – легендарный идол тамплиеров.

– Вот мы и допрыгались до тамплиеров, – подвела итог сказанному Ангелина, – но что в этом особенного? Кать, просвети нас.