Последняя жатва - Ким Лиггетт

– Клэй Тейт! – Из-за угла выходит преподобный. – Какой приятный сюрприз.

В руке у него керамическая кружка с кофе, от которого пахнет скорее конфетами, а не кофе, под мышкой он несет Библию.

– Извини, что заставил тебя ждать. Не мог найти свои ключи. Пришлось искать запасные. – Он дергает вверх воротник, но я все же успеваю заметить засос у него на шее.

Я оглядываюсь на его гараж. Должно быть, у него там женщина. Интересно, кто она?

– И у тебя, и у меня сейчас такой вид, что думаю, вполне можно предположить, что у нас обоих была бурная ночь. Я грешник, Клэй, но думаю, большой босс простит меня. Восславим же Господа, – с нервным смехом говорит он.

Он идет к двери церкви, чтобы отпереть ее и обнаруживает, что вся связка ключей уже свисает с замка.

– Странно, – бормочет он. Повернув круглую дверную ручку, он толкает дверь, и она открывается.

Жуткий запах ударяет нас, словно стена из кирпича. Это смесь из вони гниющего мяса и аромата каких-то трав. Слышится жужжание мух. В фасадной части церкви, прямо перед кафедрой проповедника мы видим Джимми Дугана. Абсолютно голый, он стоит на коленях у самого алтаря.

– Похоже, не только у нас двоих была бурная ночь, – смеется преподобный. – Сынок, тебе лучше отсюда свалить! – кричит он Джимми. – Сюда вот-вот явятся прихожане, так что если тебе не хочется, чтобы они увидели твое… О, Матерь Божья! – Он шумно выдыхает и роняет на пол и свой кофе, и Библию.

Я обхожу преподобного – меня неудержимо тянет к алтарю. Глаза Джимми открыты и сплошь черны. Его белая кожа кажется сделанной из мрамора. Рот разинут, словно он готовится мне что-то сказать. Рядом с ним на полу лежит окровавленный нож. Спереди на нем виден тот самый символ. Перевернутая буква «U» с двумя точками наверху и двумя внизу, и этот символ измазан кровью. Я не могу разглядеть, что он держит в руках, но его ладони, сложенные в пригоршню, лежат у него на коленях, совсем как у Умнички в моем сне.

Я наклоняюсь, чтобы нащупать его пульс. Едва мои пальцы касаются его шеи, как я понимаю – он мертв. Я знаю, каково это – прикасаться к мертвой плоти. Я смотрю на его сложенные в пригоршню ладони и вижу, что он держит в них что-то гладкое и покрытое темной коркой запекшейся крови. До моего сознания не сразу доходит, что именно я вижу в его руках. А когда я наконец осознаю, что это такое, мое горло обжигает горячая соляная кислота – поднявшийся из желудка желудочный сок.

Я, шатаясь, отступаю назад, опрокидывая по дороге американский флаг, врезаясь в пианино и чувствуя, как мои пальцы бьют по его клавишам. Я, пошатываясь, выбегаю наружу и вижу, как к церкви идет толпа прихожан. Они улыбаются, здороваются друг с другом. Дамы несут кастрюльки, мужчины поправляют галстуки. Я вижу, как из своей машины выходят шериф и его жена. Взгляд Илая встречается с моим, и я чувствую, как у меня падает сердце.

– Клэй, что стряслось? – спрашивает шериф, подходя ко мне.

Не в силах выдавить из себя ни единого звука, я мешком опускаюсь на ступени, видя, как трясутся мои руки.

– Помогите! – вопит преподобный внутри церкви. Я зажимаю уши руками. Звук его голоса для меня нестерпим. – Помогите! Помогите! – орет он все громче и громче, словно включенная на полную мощность сирена, и звук его голоса нарастает с каждым новым вздохом.

Шериф бросает на меня до жути странный взгляд и поспешно вбегает в церковь. Люди спешат к ней со всех сторон. Кто-то звонит в «Скорую помощь». Кто-то плачет, кто-то блюет. Я смотрю на царящее на парковке столпотворение и вижу сквозь него Эли, Тайлера, Бена и Тэмми, стоящих, прислонясь к багажнику машины Тайлера. Они просто стоят, не сводя с меня глаз, как будто все происходящее их ничуть не удивляет. Может, они к этому причастны?

– Клэй. – Мисс Грейнджер хватает меня за руку пониже плеча и тащит прочь от церкви. Я даже не видел, как она подъехала и остановилась. На ней та же самая одежда, что и вчера вечером, и вид у нее еще тот, как будто она не спала всю ночь.

– Он мертв, – бормочу я. – Это начинается, да? Ночью мне снился сон обо всем этом. Джимми погиб первым. Мы должны предупредить остальных, должны рассказать все шерифу Илаю.

– Клэй, посмотри на меня, – с нажимом говорит она. – Ты не можешь сказать им, что ты предвидел смерть Джимми, иначе тебя запрут в Оукмуре, решив, что ты сошел с ума. Поверь мне, это отнюдь не то место, где тебе хотелось бы оказаться. Тебе надо сейчас положиться на меня. – Из церкви выходит шериф, расталкивая толпу. – Мне нужно, чтобы ты сейчас же ехал домой, – настойчиво говорит мисс Грейнджер, ведя меня к моему пикапу. – И веди себя так, как ты всегда ведешь себя по воскресеньям.

– Но…

– Если кто-нибудь приедет и начнет тебя расспрашивать, ты ничего не знаешь. Ты меня понял?

Я оглядываюсь на церковь и вижу шерифа – он уставился на меня, как будто ему что-то известно.

Мисс Грейнджер легко толкает меня в спину.

Выруливая с парковки, я чувствую на себе взгляды членов совета Общества охраны старины, сверлящие меня так, словно я представляю собой движущуюся мишень. Все они выглядят на редкость спокойными и невозмутимыми. Не была ли смерть Джимми наказанием за то, что он сотворил с Джесс? Не в этом ли и состоит все дело? Неужели они сделали это ради меня? Тайлер пригрозил ему вчера вечером, но то же самое сделал и я, а алиби на минувшую ночь у меня нет. Я тогда был в лесу, совершенно один, видя вещий сон, поскольку я гребаный пророк. Я сдергиваю с приборной панели бейсболку и натягиваю ее на лоб. Я смотрю на свои руки, вижу под ногтями засохшую кровь и думаю: а не мог ли я прикончить его сам?

Я направляюсь прямиком к комбайну. Я просто не могу пойти сейчас в дом и встретиться лицом к лицу с мамой, Умничкой и Джесс – только не после того, что произошло.

Я опять пытаюсь дозвониться до мисс Грейнджер, но мой звонок сразу же переключается на ее голосовую почту.

– Черт, черт! – ору я, тряся телефон. Дейл, конечно, звонил мне миллион раз – думаю, он еще не слышал о гибели Джимми, поскольку все время спрашивает только об одном – о подробностях, касающихся меня и Эли. До него дошел слух, будто нас с ней застукали, когда мы целовались и ласкали друг друга в Адском доме. Честное слово, этот городок… Здесь сразу же начинают болтать и о том, что было, и о том, чего не было.

Запуская двигатель комбайна, я изо всех сил стараюсь выкинуть из головы образ Джесс, лежащей на той койке, уставясь на меня с таким видом, будто она знает, что должно случиться и ей все равно, будто она уже списала себя со счетов… и меня тоже. А вот образ Джимми, стоящего на коленях перед алтарем… образ Умнички, протягивающей мне свой «дар» в моем сне… кукла-пупс… теленок… серые тучи… шум комбайна, обрабатывающего пшеницу… его руль в моих руках, вибрирующий, как пульсировала жила в шее Джимми, – все, все кажется мне напоминанием.

Пшеница всегда была для меня местом, где я мог забыться, прибежищем, но сейчас она кажется мне тюрьмой, как будто ее колосья давят на меня со всех сторон. Приблизившись к ограде, за которой начинаются земли ранчо Нили, я делаю широкий разворот. Молотя зерно на пути обратно, в сторону нашего дома, я замечаю, как по подъездной дороге к нам движется облачко пыли. Хоть бы это оказалась мисс Грейнджер, ведь нам с ней ох как надо поговорить.