Последняя жатва - Ким Лиггетт

– Ах, ты засранец. – Я роняю пиво как раз в тот момент, когда он пускается бежать и исчезает в лесу за заправкой.

Вокруг темень, луну и звезды застилает плотная пелена облаков. Я то вбегаю в густо растущие сосны, то выбегаю на прогалины, напрягая слух в попытках расслышать, как он проламывается сквозь подлесок, но не слышу ничего, кроме моего собственного тяжелого дыхания.

– Мне надоело играть с тобой в эти игры! – ору я.

– Какая жалость, а я ведь еще только начинаю, – говорит тихий голос за моей спиной.

Прежде чем я успеваю обернуться, что-то бьет меня по затылку. Я, шатаясь, делаю несколько шагов вперед, словно медведь, в которого выстрелили ампулой с транквилизатором. По моей шее течет что-то теплое. У меня так кружится голова, что я совсем потерял ориентировку, но мое тело упрямо отказывается падать. Я оборачиваюсь и вижу Ли с брусом в руках и все той же мерзкой, нездоровой улыбкой на обожженном лице.

– Ты воображаешь, будто ты лучше меня. У тебя есть имя. Красивая наружность. Но ты в корне неправ. Это могу быть и я.

Упав на колени, я опрокидываюсь на спину, и мой липкий затылок касается земли. Мои глаза широко раскрыты, но все застилает густая пелена.

– Бедный Клэй, – говорит голос Умнички.

– Он же не умер, да? – слышится голос Джесс.

Хотя я и чувствую, что проваливаюсь в беспамятство, мне хочется позвать их, попросить помочь мне, но мои легкие не хотят качать воздух. Меня, словно свинцовый гроб, окружает кромешная тьма.

Я иду по пшеничному полю.

Заходящее солнце сияет таким ярким красно-оранжевым светом, что мне чудится, будто колосья объяты огнем. Даже шелест ветра, заставляющего их колыхаться, звучит так, словно они шкворчат. Небо сплошь, без единого просвета, затянуто слоем серых туч, как будто оно пытается что-то скрыть. Ряд колосьев пшеницы начинает сужаться, смыкается вокруг меня, ведет к впадине на поле.

Сердце море начинает вовсю колотиться, ладони покрывает пот. Каждый шаг переполняет меня ужасом и предчувствием беды. Мои ноздри наполняют запахи ржавого железа, разложения и чего-то приторно-сладкого – так пахнут гниющее мясо и леденцы. Подойдя ближе, я вижу Умничку, стоящую на коленях рядом с трупом золотистого теленка. Потасканная кукла-пупс лежит в распоротом брюхе теленка. Умничка что-то держит в руках. Не знаю, что это, но с этой штуки капает кровь. Поначалу мне кажется, что это кусок мяса или какой-то внутренний орган теленка. Умничка смотрит на меня.

– Это все для избранного, – говорит она веселым детским голоском, показывая мне свой дар.

* * *

Я прихожу в себя в лесу, выблевывая содержимое моего желудка. Мое лицо измазано желчью, к которой прилипли сосновые иголки. Я сажусь, и вся кровь в моем теле приливает к голове. Башка жутко раскалывается, и у меня такое чувство, будто, если я не сожму ее руками, она разлетится на куски. Я дотрагиваюсь до затылка и нащупываю там немаленькую шишку. Она покрыта липким слоем крови, но в общем-то болит не слишком сильно. Ничего такого, чего нельзя было бы вылечить с помощью пузыря со льдом.

Я начинаю думать о том, чтобы обыскать лес и найти этого крысеныша, но у меня даже нет уверенности в том, какие именно события произошли вчера вечером, а какие – нет. Сны кажутся мне сейчас такими реальными, а жизнь иногда кажется всего лишь сном. Все это перепутывается и смешивается воедино, превращаясь в один запутанный клубок.

Выбравшись из леса и выйдя на заправку Мерритта, я подставляю голову под шланг. Вода из него течет ледяная, но такая мне и нужна, чтобы вывести меня из владеющего мною ступора.

Подойдя к пикапу, я достаю мобильный телефон. Пытаюсь дозвониться до мисс Грейнджер, но попадаю прямиком на ее голосовую почту. Я звоню домой. Трубку быстро берет Умничка.

– Должно быть, сегодня утром ты уехал уж совсем рано, – говорит она. Я явственно слышу ее дыхание. Как будто она прижимает трубку ко рту.

– Да, у меня были кое-какие дела. А Джесс дома?

– Она все еще спит. – Умничка вздыхает. – А мисс Грейнджер подарила мне кое-что – ужасно симпатичный костюмчик, в котором я должна буду находиться в школе. Он не такой необычный, как у монашек, но красивый. Он состоит из юбки, блузки, пиджачка, и теперь у меня есть даже точно такой же прикид для…

– Это здорово, Умничка. – Я смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида и морщусь. Ну и видок! – Покажи мне твой костюм, когда я вернусь домой, хорошо? Скоро увидимся.

– Ладно. Пока! – кричит она в трубку. Я тру виски.

Я понимаю, что сейчас мне лучше всего поехать домой и попытаться сложить цельную картину из того, что случилось со мной вечером и ночью, но мне правда необходимо поговорить с кем-то из взрослых, пока я еще не сошел с ума. Шериф – это не вариант, а мисс Грейнджер недоступна. Единственный человек, мысль о котором приходит мне на ум, – это преподобный. Он сказал, что я могу явиться в церковь и поговорить с ним в любое время. Наверняка этот разговор должен будет остаться между нами. Он служитель Бога… а значит, он должен верить и в дьявола.

Я заезжаю на грунтовую парковку перед Баптистской церковью Мидленда. Единственная машина, которую я здесь вижу, это темно-красный «Бьюик» преподобного, припаркованный в задней части парковки рядом с маленькой квартиркой, в которой он живет. Интересно, почему он не оставил машину в своем гараже? На ее бампере красуется стикер с надписью: «Я ЛЮБЛЮ ИИСУСА» вместе с обязательным дополнением – стикером, гласящим: «Я ЛЮБЛЮ КОМАНДУ «ПАЙОНИЭРС». Бог и американский футбол – в нашем городке это одно и то же.

Я смотрю на часы на приборной панели: 7:42. Должно быть, он сейчас готовится к проповеди. Мне говорили, что он скачивает их прямо из Интернета.

Я сажусь на ступеньку парадного крыльца церкви и начинаю его ждать. Здешняя церковь так не похожа на церковь Всех Святых. Тут нет ни роскоши, ни отдающих мистикой одежд. Что видишь, то и получаешь, никаких заморочек, никакого кота в мешке – начиная с подгнивающих деревянных ступенек лестницы до облупившейся белой краски на стенах. Семьи основателей Мидленда построили этот храм своими собственными руками. У нас тут нет какой-то шикарной купели для крещения – мы проводим крещения в речушке, которая вытекает из озера Хармон. Пусть кое-кто называет нас неотесанными, темными, но в каком-то смысле тут все, связанное с верой, кажется более искренним, более настоящим. Жители нашего городка могут шумно гулять субботними вечерами, ввязываться в драки, изменять своим женам или мужьям, ездить к старым трейлерам, стоящим возле кладбища машин Теда Бэннона, чтобы купить метамфетамин, но утром в воскресенье они неизменно являются сюда, чтобы раскаяться в своих грехах.

Вообще-то я даже не понимаю, что я здесь делаю, что заставило меня прийти сюда. Может быть, все дело в том, что вчера вечером преподобный Деверс был одет как Иисус. Я понимаю, это кажется глупым, особенно потому, что я больше не очень-то во все это верю, но какая-та часть меня хочет верить. Может быть, он сможет помочь, нет, не с Эли и остальными, а помочь мне самому в том, что касается моей души. «Снимите груз с ваших душ». Вот об этом всегда и поется в религиозных гимнах. Ну так вот, я хочу снять с себя этот груз и оставить его здесь. Какой-то части моего сознания кажется, что нам следовало убраться из Мидленда, когда у нас была такая возможность, но я посмотрел достаточно фильмов ужасов, чтобы понимать – бежать от дьявола нельзя.