Хоккенхаймская ведьма - Борис Вячеславович Конофальский

на кавалера, что сидел на коне чуть позади глашатая, переговаривались. Волков не понимал, на чьей стороне они, обворованного рыцаря или воров-земляков. Но деньги есть деньги, в этом кавалер был уверен.

Когда Максимилиан закончил, он сказал ему:

– Теперь все это повторим на площади перед кафедральной церковью. А потом поедем ужинать.

Все люди его взбодрились, они хотели есть и знали, что поедут на постоялый двор, а не в лодочный сарай.

* * *

«Георг Четвертый» был не просто трактиром, не обычным постоялым двором. Тут, говорят, и вправду двадцать четыре года назад останавливался император Георг. И теперь тут располагался Волков, небогатый и разыскиваемый в двух городах рыцарь божий. Но то был рыцарь, которому распорядитель Вацлав открыл лучшие покои, что были в трактире. И покои те были удивительны. В них было две комнаты, и обе огромны. В одной роскошная кровать под балдахином высотой чуть не до пояса кавалеру, а в другой камин и стол на восемь персон под скатертью и с канделябрами на нем. На полу паркет, на паркете ковры, а стены дорогим сукном обиты. Волков даже растерялся, когда услужливый Вацлав кланялся ему и приглашал в покои. А Ёган как вошел в них, так стал головешку свою чесать и спрашивать у кавалера:

– Господин, а нас ни с кем не путают?

– Не знаю, – отвечал Волков, оглядывая роскошь.

– Боюсь, что путают, а как узнают, что мы не принцы, так попрут нас отсюда вместе с вещами.

– Попрут так попрут, – философски размышлял Сыч. – А пока тут поживем. Экселенц, а мы где спать будем?

– Вроде как вам свое место укажут, Ёган, а ты как вещи принесешь, воду готовь мыться и насчет ужина распорядись.

– Да, господин.

Ёган помог Волкову снять сапоги, ушел. Пришел монах, уложил его на роскошную кровать, зажег свечи и стал смотреть резаную руку, а кавалер наслаждался комфортом и теплом. Если бы вчера ему не врезали доской или еще чем по голове, не поранили руки и голову и он не потерял бы меч, можно было бы считать, что дело идет хорошо.

А вот монах так не думал, брат Ипполит хмурился, разглядывая его руку. За ухо он только мельком взглянул, а руку опухшую смотрел и трогал долго, мял, следя за реакцией кавалера, а потом произнес:

– Ладно, завтра будет видно.

Тут в дверь постучались и спросили, можно ли еду приносить. Волков дал согласие и босой – по коврам ходить было приятно – пошел к столу. А на стол ему ставили лакеи в чистой, справной одежде. Кланялись, как входили, носили еду и вино, посуда вся удивительная, а блюдо под пирогом так и вовсе серебро. И кушанья были под стать посуде. Волков ел так, как давно не ел. Часть дал Максимилиану, остальное Ёгану, много еды осталось. Тот пошел в людскую, где спали слуги, и там они с Сычом, монахом и девицей Эльзой Фукс еще лакомились пирогом с зайчатиной и остатками ветчины.

После кавалер помылся, отпустил Ёгана и завалился спать, да тут руку начало дергать, не больно, но неприятно. И голова в который раз заболела. Он уже хотел позвать монаха, да тут в дверь заскреблись. Пришел Сыч, глядел заискивающе – просить, видно, что-то собирался. Кавалер лежал на кровати и ему был не рад:

– Чего тебе? – спросил он у Сыча.

– Экселенц, я вот о чем спросить хотел, – мялся Фриц Ламме.

– Говори уже.

– Чтобы вы не серчали, как в прошлый раз, хочу спросить у вас, можно мне девицу эту пользовать?

Конечно, чего этот пройдоха еще желал просить. Молоденькую девицу Эльзу Фукс. Волков молчал.

– Я так думаю, она уже и не девица, от нее авось не убудет, ежели я попользуюсь, – продолжал Сыч.

Кавалер и сам о ней думал за ужином, она приятна была. Но то ли зад у нее был для него тощий, то ли огня у него не оказалось сегодня, а скорее всего, чувствовал себя он плохо, вот и не стал звать девушку. А Сыч стоял, ждал его решения. Хоть и неприятно было Волкову, чтобы он имел девчонку, но Сыч много делал правильного последнее время, оказался ему полезен, и кавалер сказал:

– Ладно, заслужил, бери, но только добром.

– Экселенц, конечно, я ту бабу в Альке брал со злобой, так как она сама зла была, а эту девчонку только лаской.

– Ладно, иди и скажи монаху, чтобы пришел, голова у меня болит.

Глава 16

Волков стоял у огромного зеркала в полный рост и рассматривал свои красные глаза. Были они страшные, но уже не настолько, как вчера. И сегодня, как встал, у него совсем не болела голова. Он с удовольствием мылся, надел чистое белье и шоссы – удивительно, как быстро он привык к ним. Ёган помог подвязать их. Кавалер всю жизнь носил штаны, как солдат или простолюдин, даже когда служил в гвардии, ведь шоссы стоили всегда намного дороже и под доспех штаны надевать было удобнее. Сейчас, с яркими шоссами, нарядный колет смотрелся бы лучше, но Волков помнил, что совсем недавно его старая бригантина спасла ему жизнь, остановив нож бандита, и решил надеть ее. Да и холодно еще было, а под бригантину все-таки можно пододеть теплую стеганку. Все бы хорошо, да вот вокруг зашитой раны рука была красна. И если ею шевелить хоть немного, она побаливала.

Покрасовавшись перед зеркалом, он уселся за стол, стал думать, что будет делать сегодня. Собирался наведаться к командиру городской стражи и ждал, когда Ёган принесет сапоги и подадут завтрак. Тут в дверь постучали.

– Входите, – сказал кавалер.

Вошел Максимилиан, поклонился:

– Доброе утро, господин, кони оседланы, я проверил, кормили их и чистили исправно.

– Хорошо, – задумчиво говорил Волков. – Любопытно, сколько стоит жить в этом постоялом дворе?

– Не знаю, господин, – отвечал юноша, – но люди тут сплошь почтенные. Сидят, завтракают сейчас внизу.

– И много их?

– Изрядно, господин, – говорил Максимилиан.

Кавалер удивлялся, что в таком дорогом месте много посетителей, но молодой Брюнхвальд не уходил.

– Что еще? – спросил его кавалер.

– К вам старуха пришла, распорядитель ее не пускает, а мне она не говорит, зачем пожаловала. Вас добивается.

– Что за старуха?

– Нищая.

Волков помолчал, потом указал на лежащий на комоде стилет:

– Дай-ка его сюда и зови нищую.

Юноша подал ему оружие и вышел. Положив стилет на красивую скатерть перед собой, он стал ждать. Скажи ему кто-нибудь еще год назад, что перед тем, как поговорить со старухой, он будет вооружаться, кавалер смеялся бы