Взывая к мифу - Ролло Мэй

Именно этого мифа так не хватало Гэтсби. Как минимум миф о Сизифе может помочь нам понять, почему же мечта рухнула. А как максимум – может указать нам путь к тому восторгу, который уравновесит в нас ощущение безнадежности и вдохновит нас на шаг в новую эпоху, где мы сможем в открытую противостоять своему отчаянию и, более того, поставить его на службу созидательным целям.

Мы теперь знаем, что смысл человеческого существования бесконечно более глубок, чем мечта Гэтсби и сама американская мечта. Неважно, в какой степени нас бросает в объятия усталости и опустошенности, ведет нас к неизбежной гибели, ведь в нас сохраняются приводящие в восторг идеи и мысли, а в наших скитаниях по жизни мы уже прошли через остроту потерь и пережили глубокую печаль. И на какое-то время грусть и печаль отделяются от чувства вины, а в радости перестает ощущаться привкус тревоги. Когда, как в мифах, вечность приходит к нам в положенное время, мы вдруг осознаем значение, которое имеет для нас человеческое сознание.

Таким образом, миф о Сизифе придает смысл нашим – в противном случае – бессмысленным усилиям и потугам. Он проливает свет в полумрак нашего рутинного труда и вносит хоть какую-то изюминку в монотонность жизни. Это справедливо и тогда, когда мы гребем в нашей лодке против течения, которое останавливает реальное продвижение вперед, и когда мы – как роботы – работаем на заводах и фабриках, и когда мучительно день за днем ищем те слова, которые позволят выразить наши непокорные нашей же воле мысли слова, которые, как кажется, постоянно от нас ускользают.

Миф о Сизифе – это постоянный вызов американской мечте. Мы обязаны осознать то, что у нас есть свое, человеческое сознание (если хотите, «обречены» сделать это). И неважно, происходит ли какой-либо прогресс или нет; светит ли какой-то «зеленый огонек» или нет; есть ли у нас Дэйзи или нет; распадается ли наш мир или нет. Именно это спасает нас от разрушения, когда наши ничтожные правила оказываются бесполезными.

Именно это привело Альбера Камю к выводу, который он изложил в своем эссе о Сизифе: «Нам следует считать, что Сизиф счастлив»[125].

Психотерапевт – странная профессия. В ней есть что-то от религии. Со времен жившего в эпоху Возрождения Парацельса кажется, что врач – а позднее и психолог, и психоаналитик – примеряет на себя в глазах людей мантию священника. Невозможно отрицать то, что мы, психотерапевты, имеем дело с вопросами человеческой морали и духовной жизни и часто играем роль отца-исповедника, ведь это часть инструментария нашей профессии. Это наглядно демонстрировал еще Фрейд, когда располагался за «исповедовавшимся» ему человеком так, что оставался для него невидимым.

Но психоаналитика отчасти также является наукой. Основная заслуга Фрейда состоит в том, что он сделал психоанализ делом до некоторой степени объективным, а потому пригодным к тому, чтобы ему можно было обучать других. Третий момент – психотерапия частично завязана на отношениях дружбы, причем эта часть является неотъемлемой. Правда, этот тип дружбы носит достаточно спорный характер и отличается от приятельско-товарищеских отношений, которые в обыденном сознании связываются с дружбой. Психотерапевты оказывают своим пациентам самую лучшую услугу, когда «вызывают их сопротивление». Даже те «обычные» люди, которые никогда не прибегали к помощи психоаналитиков, знают об этой имеющей целью принести пользу борьбе из опубликованных отчетов о реальных случаях из практики или из таких известных фильмов, как «Незамужняя женщина» или «Обыкновенные люди».

Эти три составные части формируют мощную смесь. Еще четыре столетия назад Шекспир в одной из сцен «Макбета» описывает, как по приказу Макбета врач скрывается за шторой для того, чтобы слушать и наблюдать, как леди Макбет стонет в истерическом припадке своего чувства вины. После этого Макбет просит этого доктора:

Макбет указывал на то, что людям нужна какая-то новая смесь профессий. Когда этот врач ответил в том духе, который мы сегодня бы посчитали банальностью («Здесь больной/Лишь сам себе находит врачеванье»), Макбет резонно возражает: «Так брось лекарства псам, мне их не надо». Так как все лекарства, все медикаменты – неважно, сколько видов валиума или либриума будут изобретены – в общем и целом не будут способны хоть как-то справиться с глубоко укоренившейся печалью или «стереть» из психики «записанные» проблемы.

Развитие науки и техники приводит, без сомнения, к появлению новых мифов, по мере того как они заменяют собой или подрывают основы мифов старых, но история этого развития, поначалу столь воодушевляющая, все больше отталкивает от себя своих приверженцев. Сегодня в постиндустриальную эпоху человечество ощущает утрату веры, как Мэтью Арнольд, написавший более столетия назад классическую эпитафию по своей умирающей культуре:

Ранее в этой книге уже было показано, как потеря такого величия оставляет основную массу людей без какой-либо надежной структуры. Каждый из нас подобен пассажиру весельной лодки, заброшенной в самую середину океана, без компаса и какого-либо ощущения направления и в ожидании надвигающегося шторма. Надо ли удивляться, что психология – дисциплина, которая рассказывает нам о нас самих, – и психотерапия, которая дает возможность пролить свет на то, как нам следует жить, расцвели таким пышным цветом в нашем веке?

«Божественная комедия» Данте

Давайте посмотрим на то, что предлагает нам еще один миф такого типа, который в себе несет великая поэма Данте «Божественная комедия». Зададимся вопросом о том, какой свет она проливает на особенности психотерапевтического процесса. Этот драматический миф затрагивает вопрос об отношении Вергилия к Данте по типу «психоаналитик – пациент» во время их путешествия по аду в «Божественной комедии».