Зубы настежь - Юрий Никитин

– Эх, а я уже намечтал себе королевскую постель...

– А на коврике у двери не хошь? – спросил яядовито. – Да и то для тебя чересчур... Так, на тряпочке. У порога.

Комнатка в корчме нашлась настоящая, хоть и крохотная.Затолкав мешок с сокровищами под ложе, я рухнул как подрубленное дерево. Смутночувствовал как все тело мое расплывается как воск на горячей сковородке, мышцытают. Первыми отпали конечности, и я успел понять, что значит спать без заднихног, сердце колыхается все медленнее, кровь застывает, тяжелая и темная каксмола...

По распластанному как кит на суше телу пробежала искра. Втиши и ночи рычание волка нарастало, как рев приближающегося мотоцикла. Напотолочной балке скрипнуло дерево под крепкими когтями. Кое-как приподнялтяжелые как горные хребты веки, уже толстые и набухшие, смотрел тупо на странноизменившуюся комнату: одна половина в кромешной тьме, другая – освещена косымлунным светом из окна. Из-под потолка внезапно блеснул жутковатый красныйуголек, я едва спросонья не швырнул туда сапогом, а под ложем, где мешок,рычание стало громче.

– Да слышу, слышу, – прошептал я однимигубами. – Разрычался...

По ту сторону окна едва слышно скрипнуло. В тяжелом вечернемвоздухе, напоенном ароматами придорожной пыли, запахами конского пота игорящего железа из расположенной внизу конюшни, появилась острая струя крепкойбражки. В светлом квадрате, на миг заслонив его целиком, появилась плечистаяфигура. Запах бражки хлынул через подоконник как наводнение. Фигура исчезла, спола донесся легкий стук, словно упал мешок с отрубями, тут же снова звездноенебо с рассеянным лунным светом заслонило темным, еще и еще.

Я настороженно прислушивался, жив ли под ложемчувствительный к запахам волк. Как верный соратник, он будет переносить всетрудности, как спартанский ребенок, которому лисенок выгрыз кишки, но я все жевыждал, пока ночные гости заберутся все до последнего. В комнате становилосьявно тесно, я слышал затрудненное дыхание. От потных тел воздух нагрелся,словно помещение было забито воронами, стал тяжелым и плотным как зыбучийпесок.

Половицы заскрипели. Сосредоточившись, я уловил приближениеруки к моему лицу, быстро перехватил за кисть, пальцами другой руки ткнул подложечку. Послышался мокрый всхлип. Я толкнул бездыханного на других,перекатился через голову, вскочил и ударил одновременно кулаками, ногами,головой, а также локтями и коленями.

Их расшвыряло как от разорвавшейся гранаты. Я слышал тяжелыепадения, удары о стены. Чавкало, хлюпало, хрустело. Уже проснувшись, я навсякий случай пронесся по комнатке, в которой уже помню где что стоит, бил все,что двигалось, а когда начал спотыкаться о тела, хватал за что попало ивышвыривал через уже открытое окно.

Когда внизу отшлепало, из-под ложа донеслось рычание:

– Хорошо... Из тебя мог бы получиться не самый паршивыйволк!

Сверху с потолочной балки каркнуло:

– Не утерпел, виноват... Клюнул одного в темя! Надеюсь,это не очень умалит твою победу, герой.

– Смотря как клюнул, – пробормотал я.

– А что, можно до смерти? – поинтересовался воронс интересом.

– Хуже, – пояснил я. – Когда меня долбанулкажан, неделю горевал с раненым пальцем! Хорошо, в детский сад можно было неходить.

Чутье варвара говорило, что за остаток ночи больше нападенийне будет, а к королеве надо идти отоспатым.

За длинным столом склонились молодые волхвы. В торжественнойтишине гусиные перья поскрипывали по пергаменту уютно и успокаивающе. Изредкакто-нибудь да покашливал, тут же кашель прокатывался волной, странная вещь, также прокатывалась, помню, волна покашливания по Ленинке, стоило хоть одномупоперхнуться в огромном зале.

Тертуллиус, стоя спиной ко входу, перебирал толстые фолиантыв книжном шкафу. На мощный звон подковок испуганно обернулся. На меняуставились неверящие глаза под мощными покрытыми пластами снега бровями. Этиснежные пласты, с хрустом ломая ледяную корку, полезли на середину лба:

– А, Странствующий... гм... Странствующий Рагнармир!..Как ты нас шеломнул. В нашей тихой обители давно уже не видели такие глыбымышц. Точнее, никогда не зрели... Что-то случилось?

Я широко улыбнулся, помня какие у меня теперь белые ровныезубы:

– Нет, Ничего особенного.

Он смотрел пытливо, отступил на шаг и окинул меня взглядом сголовы до ног:

– Но ты вернулся. А как же квест?

– Уже, – ответил я.

Молодые маги посматривали украдкой, я видел какие взглядыбросают на мои широкие вздутые мускулами плечи, на мой могучий торс. Судя по ихлицам, не прочь променять свою мудрость и ученость на мою первобытную мощь.

Старый маг спросил с некоторым сомнением:

– Выполнен?

Помня, что спартанцы, те же варвары, отличались завиднымлаконизмом, я кивнул, держа нижнюю челюсть воинственно выдвинутой вперед, как убоксера с неправильным прикусом. Старый маг даже открыл рот, привык среди своихк словоблудию. Я наконец с видимой для всех неохотой расцепил твердыегероические губы, снова показывая белые ровные зубы:

– Уже.

Он потоптался передо мной как исхудавший по весне старыйоблезлый медведь. Запавшие глаза смотрели исподлобья:

– Что-то случилось?

Я прошелся по помещению, пригибая голову, ибо с высокихбалок свисали вниз головами огромные серые кажаны. Они вроде бы спали,завернувшись в серые неопрятные крылья, но я чувствовал всем позвоночником, чтожутковатые хищники следят за каждым моим движением.

– Да ничего особенного, – ответил я небрежно.Голос мой гудел, наполняя помещение могучим гулом. Я даже сам, не говоря ораскрывших рты молодых магов, слышал в нем стук копыт, далекие крики умирающихв бою, звон мечей и деревянный стук стрел о щиты. – Разбойники, людоеды,великаны, всякие там драки – не в счет.

Одна из его двух заснеженных мохнатых бровей взлетела вверхеще выше, давал понять, что оценил мою скромность, сказал поспешно:

– Да, для героя это не в счет. Хотя, как сказать...Гм... Но ты так и не зашел еще к королеве, не переночевал даже у амазонок, неостановился у сирен... Даже не заметил? Странно. Когда пришлось проезжатьсправа под скалой с раздвоенной, конечно же, верхушкой, там сирены, а когдапересекал чисто поле, там носятся и носятся амазонки на горячих конях. Гм...Квест оказался чересчур коротким.

Поблизости вертелся Куцелий, я видел как он вздрагивает,прислушивается к каждому нашему слову. Насколько я помнил, на той карте,которую он дал, не было никаких амазонок, сирен, прекрасной Эдельфины, скалы сраздвоенной верхушкой. Хотя, странно, мой маршрут он начертил не просто попрямой... По прямой, как я чувствую теперь, обязательно бы напоролся на этихполуголых амазонок и прочие радости. Это по вине этого... этого еретика япропустил все радости, которые для меня уготовил старый Туртуллиус!