В порыве страсти - Розалин Майлз

Да, это была она. Чудесная спина, мягкий узел золотистых волос на затылке, плечи, будто вылепленные рукой скульптора, томительно медленный поворот белой шеи и сказочный голос – он слышал его даже во сне…

И вот он уже всматривается в знакомые, чуть раскосые глаза, светлые, почти желтые – при виде него они щурятся, превращаются в щелочки – и вновь ощущает острую, болезненную радость.

– Здравствуй, Алекс, – протянула Триша. – Познакомься. – И небрежным взмахом длинного черного мундштука указала на загорелых, ухоженных мужчин: их было не то четверо, не то пятеро – представителей высшего света и тех, кто пробился в их ряды, потакая их прихотям. Алекс узнал ведущего австралийского кинорежиссера, актрису, теперь больше известную своими мемуарами, нежели ролями, газетного магната, модного психоаналитика и парикмахера, без которого не могла обойтись ни одна светская дама. Мгновение – и он уже учтивейшим образом поднял Тришу на ноги и отвел под полог алых олеандров и палисандрового дерева, где они могли спокойно поговорить.

– Сама не знаю, почему я терплю такое обращение, Алекс Кёниг! – кокетливо произнесла она, выдергивая руку. – Мы только познакомились, а ты уже позволяешь себе такие вольности!

Только познакомились.

Сколько же времени прошло?

Он лишь насмешливо поднял брови, не стал терять время на выяснение отношений. Они одного поля ягоды, и оба это прекрасно знают.

– Речь идет о Кёнигсхаусе, – в полумраке его глаза по-волчьи блеснули. – Мне достался не кусочек, а весь пирог. А теперь появился покупатель, еще немного – и денежки потекут рекой. И пока я вынужден сидеть на ферме, мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Мне нужна ты. Собирайся, завтра мы вылетаем.

Неужели еще один безупречно погожий день? Нет, только не это! Палящие лучи солнца бесцеремонно проникли в окно и разбудили Джона. Второй раз подряд он просыпался с чувством тошноты и раскалывающейся от боли головой. Он застонал. Не может быть, чтобы он два дня расплачивался за то, что один раз приложился к бутылке! Наверно, сказывается вторая бессонная ночь, проведенная в думах, от которых нет покоя.

Джон знал, ему не заснуть, пока он не узнает правду о смерти отца. Он должен все выяснить, и не только для того, чтобы успокоить собственную совесть. В этом заключается его сыновний долг. А пока он не может думать ни о чем другом. Стоило ему проснуться, и мысли снова понеслись по кругу, завертелись, как белка в колесе.

С чего же начать, если он хочет раскрыть преступление?

Начнем с самого начала, сказал он себе. Можно ли утверждать, что Филиппа убили? Джон не изучал психологию, однако знал, что мозг способен иногда выкидывать странные фокусы. Людям снилось то, о чем они мечтали, на что надеялись. Так что же получается, он желал отцу смерти или хотел его убить?

Это не более чем Эдиповы штучки, сказал себе Джон. Все гораздо проще. Он любил отца и любил его всем сердцем.

Однако если предположить, что его сон – не просто игра воображения, отца действительно убили, и кому-то сошло с рук гениальное преступление.

Кто мог его совершить?

Случайный бродяга, безнадежный пьяница? Вряд ли. Для того, чтобы подобное преступление удалось, нужен трезвый ум, холодный расчет, а не бессвязные мысли пропойцы, который не в состоянии выполнить даже работу, которую ему поручают. И где ему взять двоих подручных?

Чем больше Джон думал об этом, тем больше убеждался, что в деле замешано несколько человек. Даже если убийца подкрался незаметно, Филипп мог проснуться и дать отпор. По крайней мере, он бы проснулся после первого укуса и уж точно не стал бы спокойно ждать, пока змеи завершат свое черное дело. Значит, чьи-то сильные руки пригвоздили его к земле, заглушили его крики.

Но как узнать, что случилось на самом деле?

Этот вопрос мучил его уже два дня. Нет, пора сбросить оцепенение, начать действовать!

Мацуда со своим противным прилипалой уехали, Алекса тоже нет. Можно начинать поиски. Если бы еще удалось уговорить Джину улететь вместе с ними, у него были бы полностью развязаны руки.

Джина.

Джон вздрогнул, покрылся холодной испариной, хотя стоял под горячим душем. Воспоминание о ее поцелуе обожгло его огнем, и он страстно, яростно захотел ее прямо сейчас, он покажет ей, что значит настоящий мужчина, объяснит, для чего предназначены женщины…

О Господи! Он ведет себя как распоследний ублюдок! За такие мысли он не достоин не то что ее, любой женщины.

Ради Бога, выбрось из головы эти мысли, забудь, забудь о ней, отчаянно внушал он себе.

Повторяя эти слова, как заклинание, Джон оделся и, не позавтракав, побежал на конюшню. Кайзер, учуяв его издалека, радостно заржал.

– Да, приятель, теперь я твой хозяин. – Джон похлопал лошадь по шее. – А ты мой конь. Прогуляться не хочешь?

– Привет, Джонни!

– Эй, Джон-Джон!

– Это мистер Джон!

Аборигены всегда были ему рады. Сюда, в их селение, он приходил и в минуты радости, и в минуты печали. Его приветствовали все от мала до велика: младенцы, копошащиеся в пыли, и глубокие старики, которые были стариками уже тогда, когда сам он был маленьким мальчиком.

– Пришел посмотреть танцы? – К нему подошла Дора с ребенком на руках. – Там Джина. Пойди посмотри, она чертовски хороша!

И действительно, на самодельной сцене Джон увидел Джину, босую, в обтягивающем трико и балетной юбочке. Вот она исправила неверное движение одного из танцоров, потом женщина постарше поправила ее саму. Интересно, кто кого учит?

– Что они делают? – спросил он у Доры. Дора, как всегда, звонко рассмеялась.

– Готовятся к корробори. У них будет целое представление.

– Корробори!

Боже милостивый, как он мог забыть! Когда же состоится праздник? Кажется, в следующем месяце, не раньше. Для аборигенов это самое главное событие года, а он чуть не забыл! Филипп всегда устраивал грандиозное празднество, старался показать этим людям, как он ценит их труд. Теперь, когда отца не стало, придется ему взять на себя подготовку торжества, традиции нужно продолжать.

Вот только придется ли ему?

Джон снова вспомнил, что лишился наследства, а вместе с ним и права устраивать корробори. Жалеть себя будешь потом, напомнил он себе. Кому-то придется провести праздник. Нужно непременно сказать об этом Алексу, когда тот вернется. Жадными глазами всматривался Джон в танцующих, стараясь разглядеть среди них хрупкую фигурку. А еще он скажет Алексу, что в этом году будет совершенно необычное представление.

– Пойдешь посмотришь? – спросила Дора.

– Нет, нет, не сейчас, – смущенно ответил Джон. – Мне нужен Дасти, он здесь?