Мертвое небо - Александр Мазин

Трое быстро (как им показалось) выхватили мечи и кинулись на светлорожденного. Спина Данила выглядела совсем безопасной. Только выглядела. Данил отпрыгнул в сторону – теперь все трое оказались на одной линии – и воткнул меч в бок ближайшего. Второй сунулся слева, получил локтем в лицо и свалился под ноги третьему. Третий споткнулся и сам лег на меч Данила. Теперь следовало только определить схватившихся за оружие. Таких оказалось не много. Большинство глазели, раззявив рты, как и подобает неуклюжим землепашцам. С быстротой смерча Данил пронесся вдоль строя – и еще пятеро повалились на траву. Теперь можно было остановиться и дать время остальным пошевелить мозгами. Хуридские землепашцы соображают медленно, поэтому первый пустился наутек несколько мгновений спустя. Но уже через полминуты на поляне не осталось никого, кто стоял на ногах. А еще через полминуты – ни одного живого разбойника. Недобитых прирезал Спот. Данил не препятствовал, но деньги, вытащенные проводником из их кошелей,– отобрал.

– Не ты варил эту похлебку,– сказал светлорожденный.– Сбрось их в овраг и давай спать.

– А эти не вернутся?

– Нет.

Данил знал: землепашцы соображают медленно, но решают основательно. Бык не вернется туда, где ему порвали холку. Бык не кугурр.

Четверо Алчущих глядели на труп пятого. Почерневший и сморщившийся, но не от огня, а так, будто иссох на солнце. Нечто, черный сгусток тьмы, наполовину вырванный из красной, как железная руда, скалы, пульсировал жадно и жарко.

– Твой черед, Огнеголовый,– пробормотал один из чародеев.– Давай!

Тот, кого назвали Огнеголовым, длинный тощий старик в желтом меховом плаще, поглядел на Нечто, проворчал себе под нос, затем щелкнул пальцами. Высушенная мумия неудачника покатилась по земле, сорвалась с карниза и, ударяясь о скальные выступы, унеслась вниз, в затянутый туманом разлом.

Огнеголовый взмахнул руками, и серебряно мерцающий шатер Силы отделил его от остальных. Только после этого чародей рискнул и медленно, почти по складам, произнес Ключ.

Черный сгусток передернулся и пополз из скалы наружу.

Тотчас обороняющие купола засветились и над остальными Алчущими.

Сгусток полз с медлительностью северного слизня, но с каждым мгновением становился все огромней. Он уже превосходил размах крыльев дракона, когда сквозь черную клубящуюся тьму проглянула Истинная Суть. И она была живой!

Огнеголовый постиг это и дрогнул. Не от страха, от вожделения, но – дрогнул.

И пропал.

Клуб тьмы свился в исполинский хобот, хобот этот метнулся к чародею, вмиг всосал и обороняющий шатер, и самого чародея. Раз – и нету!

Нечто (или Некто) всплыло над узкой террасой проложенной тысячелетия назад дороги.

Сверху фигурки трех оставшихся чародеев казались крохотными паучками. Снизу же Оно представлялось огромным. Словно как взлетевший корабль.

Тонкие красные нити одновременно потянулись ввысь, от человечков – к парящему созданию Древних – и Тьма втянула жадные щупальца. Втянула и прянула ввысь с быстротой, неуловимой даже для чародейского глаза. Черное облачко на синем полотнище неба.

Трое Алчущих затаили дыхание. Вернется или нет? А если вернется, то – примет ли их? Или уничтожит?

Не верилось, что магия Махд-Шагош, наконец, покорится тем, кто веками искал ее. Не верилось, но очень хотелось верить…

– Ага,– удовлетворенно изрек Спот.– Вот и дорога.

Данил хмыкнул. Дорога – слишком громкое слово для тропы в три шага шириной.

Повинуясь коленям всадника, пард перемахнул через кусты, заскользил по грязи и недовольно рявкнул.

– Куда нам? – спросил Данил.

Спот махнул рукой. Пард его затрусил между колеями, оставленными колесами повозок. Судя по их глубине, дорогой пользовались не так уж редко.

– Отсюда до Засова миль шесть,– сказал Спот.– Если поторопимся, успеем до дождя.

– Сомневаюсь,– проворчал Данил.

И точно, гроза разразилась через каких-нибудь четверть часа. Дорога вмиг превратилась в грязевой поток, пришлось свернуть под защиту деревьев. Но яростные струи пробивали даже плотные кроны черных эуколов[14]. Парды вздрагивали и прижимали уши при каждом раскате грома. Пришлось спешиться и остановиться. Спустя полчаса ливень поутих, превратился в нудный моросящий дождь. Можно ехать дальше. Вода струилась по дорожным колеям. Сорванные листья кружились на ней, словно крохотные корабли. Грязь комьями липла к лапам пардов, и звери еле плелись. Сквозь серую морось видно было шагов на двадцать, не больше.

Внезапно лес кончился. Как отрезали. Слева и справа – каменные осыпи. Огромные глыбы, черные, мокрые, угловатые, громоздились в чудовищном беспорядке.

– Дорогу эту Мертвяцкой именуют,– крикнул Спот.– Потому как, брешут, воитель один, в прежние времена, захотел в горы подняться, да чтоб через Черные Зубья пройти, это вот – Черные Зубья,– махнул рукой в сторону осыпей,– так он велел десять тысяч пленников порешить и на камни бросить. Так по телам и прошел. Говорят, копнешь поглубже – сплошь кости человеческие. А повыше – земля хорошая. На ней и Засов стоит.

Пелена дождя не позволяла даже примерно оценить размеры каменного хаоса, но в непроходимости его можно было не сомневаться. Когда впереди поднялись крепостные стены, Данил вполне оценил точность имени города: Засов.

Спот энергично забарабанил рукоятью хлыста в деревянные ворота. Спустя несколько минут сверху раздался недовольный бас:

– Кого демоны принесли?

– Спот я! – закричал проводник.– Ты, что ли, Бор? Давай, открывай, бездельник! Собачье семя!

– Дерьма тебе давай! – отозвались сверху, но вскоре внутри залязгало и раздался тошнотворный скрип железа.

– Повезло,– сказал Спот светлорожденному.– Я этого урода знаю. Считай, мы уже внутри. Дай полсеребряного, господин.

Данил выдал монету. Ворота разошлись. Ровно настолько, чтобы пропустить всадника.

По другую сторону их встретил одинокий солдат в широкополой кожаной шляпе вместо шлема.

– Эти – со мной,– сказал Спот, вручая монету, наклонился в седле, пошептал что-то стражнику.

Тот сдвинул шляпу на затылок, поглядел на Данила, затем махнул рукой:

– Добрых дел, брат!

– И тебе того же,– ответил светлорожденный.

– Один сторожишь? – спросил Спот, пока стражник открывал вторые ворота, поменьше первых.