Мертвое небо - Александр Мазин

– В иные годы у магхаров начинается зуд в подошвах, и они толпами прут через границу,– продолжал Данил.

– А вы?

– Мы их бьем.

– А никто не пытался узнать, почему они идут к вам? – спросила Ниминоа.

Данил засмеялся.

– Пытались,– кивнул он.– Наши маги. Но беда в том, что чары, призываемые даже на границе Проклятых земель,– непредсказуемы. Волшебник призывает пламя, а является огненный демон. Посему и против магхаров наши чародеи почти бесполезны.

– И что остается?

– Вот это,– светлорожденный похлопал по рукояти меча.– Добрая сталь всегда хороша. Лучше только хармшарков клинок.

– А я никогда не слышала о Проклятых землях,– задумчиво проговорила Ниминоа.

– Мир большой,– отозвался Данил.– Я видел многое, но такого, чего я не видел, куда больше. Например, я не знаю, что лежит за Солнечным морем и есть ли земли южнее Черной Тверди.

– А там могут быть земли?

– Раньше южнее лежала Махд-Шагош, древняя империя. Та, что погибла в Эпоху Перемен. Ты слышала о ней?

Девушка покачала головой:

– Нет, ни об Эпохе Перемен, ни о Махд-Шагош.

– Я расскажу,– Данил поглядел на желтый огонь, подумал и решил, что пора подкинуть сучьев. Что он и сделал. Парды, устроившиеся по другую сторону костра, недовольно заворчали и отползли подальше, когда пламя жадно ухватило сухое де-рево.

– Много тысячелетий назад,– начал светлорожденный,– Миром правили великие маги. Равные богам или даже сильнее богов. Но дела их не понравились Неизъяснимому, по крайней мере так говорят жрецы. «И возмутились воды, и твердь стала водой, и огонь пришел в Мир»,– процитировал Данил.– В общем, Махд-Шагош теперь на дне Теплого моря, а сотни магов, сильных и так себе, ищут ее следы, чтобы овладеть древней магией. Но, как правило, находят лишь осколки плит с загадочными надписями. Но слова – всего лишь слова, если за ними не стоит знание. Например, самое меньшее дюжину раз упоминаются окрыленные колесницы. Воины Махд-Шагош летали на них по воздуху, подобно драконам, а Великие и Сильные, так именовали себя повелители древней Империи, сражались на них с богами, если, конечно, это правда. Но слова «окрыленная колесница» не позволят прочитавшему их летать по воздуху.

– Понимаю. А что еще о них сказано? – Ниминоа заинтересовалась, и это порадовало светлорожденного.

– Прочтешь,– заверил Данил.– У моего отца списки со всех свидетельств, имеющихся в Рунской библиотеке.

– Данил,– Ниминоа подняла голову.– Ты, правда, думаешь, что мы выберемся?

– Да,– твердо ответил Данил.– Я и ты. Не завтра, а может даже и не через месяц, но выберемся обязательно. Обещаю.

– Завтра мы выехать не сможем,– сказал Дорманож.– Завтра праздник Просветления святого Хума. Не отметить его – грех перед Высочайшим.

– Плевать мне на твоего Хуму! – взъярился маг.– И на твоего бога тоже! Ты знаешь, сколько в Мире богов?

– Есть только один истинный бог! – с трудом сохраняя терпение, заявил Дорманож.– Не смей оскорблять его!

– И что будет? – с издевкой осведомился чародей.– Твой бог – ничто! Пустое место. Плетка, которой болваны вроде тебя погоняют еще больших болванов!

Дорманож и сам не понял, как выхватил из-за пояса нож и метнул в чародея.

Тот даже не попытался уклониться. Нож вонзился ему в грудь… и прошел насквозь. Раздался звон.

– Красивая была ваза,– усмехнулся проклятый колдун. И тут же нахмурился.– Больше так не делай, или душа твоя окажется здесь! – Чародей постучал по черному камню перстня на указательном пальце.

Дорманож мысленно воззвал к Величайшему, но не ощутил обычного подъема и уверенности. Бог был далеко, а недомерок-колдун – рядом.

– Я дал знать во все приморские города,– Брат-Хранитель счел за лучшее сделать вид, будто ничего не произошло.– И послал гонцов в Засов и Могмор, если он вдруг решится идти через горы.

– Он точно пойдет через горы,– заявил маг.– В ваших гаванях нет ни одного чужеземного корабля. А в акулу он пока превращаться не умеет.

– Но с ним колдунья!

Маг разразился скрипучим смехом.

– Эта колдунья не заставит и слизня свернуть с дороги! Могмор и Засов! В Засов пойдешь сам, а в Могмор отправишь этого, толстого.

– Опоса?

– Да. Возьмете с собой толченый прах дурманного гриба.

– Зачем?

– За тем, что снова его упустите. Пусть ему подмешают в питье или дунут в лицо, сам разберешься. Запомни: иначе его не взять. Смотри, хуридит, в третий раз опозоришься – тебе конец!

И растаял.

Дорманож заскрипел зубами от ярости. Он не знал, кого больше ненавидит: мерзкого чародея или неуловимого имперца.

Унгат, Алчущий Силы из Тайдуана, вернулся в свое тело. Но еще целый час пролежал неподвижно, пока токи жизни соединялись внутри. Унгат был в бешенстве и тщательно копил ярость, рассчитывая позднее превратить ее в силу. Но причины этой ярости угнетали мага. Ничтожный Рус ускользал между пальцев, словно вода. Будь на то воля Унгата, душа Данила уже сминалась бы, словно влажная глина, в пальцах посланного чародеем демона. Но запрет Правящих сдавливал горло Унгата, как строгий ошейник – горло боевого пса. Кому из Правящих пришло в голову сделать из Руса отравленный кинжал? Унгат не знал. Будь он не в мрачной Хуриде, а в солнцеобильном Гураме, вместе с сильнейшими – безусловно одобрил бы такую мысль. Но именно из-за нее Унгату впервые за двадцать лет пришлось покинуть Шепчущую Башню и рисковать собственным телом в незащищенном месте. Там, где любой из его врагов мог наслать на Унгата воплощенного демона или смертные чары.

Подвижное тело полностью воссоединилось с плотью, Унгат покинул ложе и смешал тринадцатитравный настой с чашкой горячего турского вина. Сила и выносливость. Лучшее зелье для постельных игр. Одна капля – одна золотая монета. Но женщины не интересовали Унгата. Он готовился к последнему броску. К последнему прыжку кугурра. Унгат позволит себе отдохнуть не раньше, чем отравленный кинжал пронзит сердце Империи. А случится это не скоро. Спустя много трудных дней. А каким легким казалось дело! Позволить Русу взять послание, выдав тем самым шпиона, сжечь корабль, уничтожить шпиона, позволить светлорожденному метаться по Хуриде, будто он – отрезанная от норы крыса, а когда выдохнется – аккуратно взять за горло. Но крыса оказалась по-крысиному шустрой, а вонючие монахи – слишком бестолковыми. Да уж, союзнички! Ладно, Унгат все сделает сам, а с монахами пусть разбираются Правящие. После победы.

Маг откинул крышку сундука, выбрал из вороха одежды подходящее: исподнее из мягкой шерсти, кожаные штаны, куртку из меха белого хольдского леопарда. Прошло тридцать лет с тех пор, как Унгат последний раз поднимался на драконе, но чародей не забыл, как холодно там, наверху.