Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

Однако Мэй остался дослушать яркую речь Элиота. «Вспомните [поход] на Кадис! Вспомните следующий! Вспомните, что случилось в Иль-де-Ре! Вспомните последний! И я молю Господа, чтобы нам не пришлось переживать новых подобных походов!.. Вспомните все! Какие потери мы понесли! Как мы ослаблены в снаряжении, в кораблях, в живой силе!» В заключение своей страстной речи Элиот призвал сформулировать королю Ремонстрацию, торжественный документ с перечислением всех претензий к властям.

Похоже, что он намеревался объявить Бекингема причиной всех королевских проблем, но спикер не позволил ему сделать этого: король уже направил парламенту послание, категорически запрещающее дальнейшее обсуждение государственных вопросов под угрозой немедленного роспуска. Перед лицом этой директивы, затрагивающей права парламента, одни депутаты друг за другом стали подниматься для выступлений, а другие сидели на скамьях и заливались слезами. Джозеф Мид, очевидец тех событий, писал: «Произошел взрыв страстей, какой редко случался в подобном собрании: кто-то рыдал, кто-то протестовал, кто-то предрекал неминуемую гибель нашего королевства… Один парламентарий сказал мне, что было больше сотни заплаканных глаз; многим, кому предоставляли слово, не позволяли говорить их чувства». Это было время впечатлительности и печали, когда политические и религиозные разногласия не отделялись от личных переживаний. В конце концов встал сэр Эдвард Кок и вопросил: «Почему мы не можем назвать тех, кто является источником всех наших бед? Герцог Бекингем! Этот человек – причина из причин наших несчастий». При этих словах палата общин взорвалась шумным одобрением. Как говорится, когда одна хорошая гончая берет след, остальные с лаем пускаются за ней.

7 июня Карл, теперь осознавая, какая угроза нависла над его фаворитом, и четко понимая, что финансовые потребности нужно удовлетворить, занял свое место на троне в палате лордов. В присутствии пэров и членов палаты общин он отменил свой предыдущий неопределенный ответ на «Петицию о праве» и произнес новый вердикт: Soit droit fait comme il est desire. Это была традиционная формулировка согласия, подтверждающая законность парламентских мер: «Пусть право будет обеспечено в соответствии с желаемым». Затем он добавил: «Теперь я выполнил свою часть обязательств. Если этот парламент не получит благополучного завершения, вина ваша. Я умываю руки». Ликование воцарилось и в самом парламенте, и на улицах Лондона: звонили колокола, горели костры.

Тем не менее общая радость не помешала парламенту продолжить дальнейшее давление на короля. 17 июня Карлу подали Ремонстрацию против Бекингема. Его ответ ограничивался несколькими словами: он рассмотрит претензии парламентариев, «как они того заслужат». Самого Бекингема не встревожили выдвинутые против него обвинения. Он, говорят, сказал: «Не имеет значения, что делает палата общин или парламент, потому что без моего позволения и указания они и собаку погладить не решатся».

Тогда палата общин, не удовлетворенная тем, как король отреагировал на их Ремонстрацию, отправилась в комитет по вопросу о королевских финансах. Карл предписал, что парламент должен закончить свою сессию на следующей неделе. После чего началась подготовка второй Ремонстрации о том, что взимание королем таможенных пошлин и других налогов без согласования с парламентом – это «нарушение фундаментальных свобод нашего королевства». Однако, прежде чем депутаты смогли приступить к дебатам, Карл объявил перерыв в работе парламента.

Так завершилась эта парламентская сессия. Иной раз ее рассматривают как одну из самых значительных в истории английского парламента. Депутаты напомнили королю, что ему не дозволяется нарушать свободы своих подданных, и им удалось добиться от короля признания тех прав, которые они считали самыми важными. Тем не менее ликование на городских улицах было, судя по всему, преждевременным. Через три дня после закрытия работы парламента король распорядился отозвать свой второй ответ. Он также приказал переиздать свой первый неудовлетворительный ответ вместе с серией пояснений ко второму ответу. В заключительной речи к парламенту Карл сказал, что «имел в виду… не даровать новые привилегии, а возродить старые», что могло означать все что угодно или ничего.

Он изворачивался в своей обычной манере, поэтому в результате подорвал тот авторитет, который имел. Теперь было сложно верить в его честные намерения. Один из современников, Джон Раус, отметил в своем дневнике, что «действия нашего короля заставляли умы людей вскипать от ярости, неистовствовать и думать недоброе». В защиту короля можно сказать, что он просто отстаивал власть и привилегии монарха. Среди членов того парламента был и молодой депутат от города Хантингдон – Оливер Кромвель.

Вечером 13 июня, за тринадцать дней до объявления о перерыве в работе парламента, врача и астролога Бекингема заметили на выходе из театра Fortune в северном предместье Лондона. Его звали доктор Лэмб. Толпа подмастерьев узнала его и стала кричать: «Дьявол герцога! Дьявол герцога!» Они гнались за ним до судовой кухни на улице Мургейт. Там Лэмб заплатил группе моряков, чтобы они его защитили. К тому моменту, когда он вышел из кухни, толпа увеличилась в размерах. Он крикнул, что «заставит их плясать голыми», явно имея в виду «на конце веревки». Люди все равно последовали за ним, но на улице Олд-Джуэри охрана доктора отбила толпу. Теперь же масса людей была готова к насилию. Тесня Лэмба к таверне «Ветряная мельница» на улице Лотбери, они забили его палками и камнями до потери сознания. Лэмб лежал на мостовой с выбитым глазом. Доктора занесли в маленькую тюрьму на Поултри, где он на следующее утро скончался.

Вскоре повсюду повторяли двустишие:

Пусть Карл и Джордж [Бекингем] болтают что хотят,

Но Джордж умрет, как умер доктор Лэмб[31].

Когда эти строчки нашли в бумагах одного писца, он признался, что услышал их от некоего Дэниэла Уоткинса, который, в свою очередь, слышал, как их декламировал неграмотный ученик пекаря. Клирик из Саффолка вспоминал, что «примерно 3 сентября постоянно повторял эту глупую и опасную рифмовку, плод заднего ума». То есть стишки и баллады, обычно известные как libels («пасквили»), распространяли по всему королевству; их часто оставляли на ступеньках зданий, цепляли к входным дверям или воротам. Когда главный прокурор обвинял группу менестрелей за исполнение оскорбительных баллад о Бекингеме, он называл эти сочинения «заразной болезнью наших дней». Они служат свидетельством политического самосознания нации «низшего сорта», которое иначе остается в основном неуслышанным. Даже ученик пекаря имел собственное мнение о короле и «Джордже».

Накал страстей в народе также подогревало увеличивающееся количество печатных «курантов» («корантов»). Это были регулярно выходящие новостные листки (newsletters) или «новостные брошюры» (news pamphlets), которые разносились по тавернам и на ярмарках вместе с «пасквилями», каждое значительное событие в делах государства сопровождалось их появлением. Часть из них выходила в печатном виде, а часть – в рукописном. Рукописные варианты считались надежнее, наверное, потому, что казались более свежими или, возможно, свою роль играл авторитет автора. Один из создателей таких изданий называл себя «ваш преданный Novellante», или сплетник; этот псевдоним, безусловно, производное от слова novel («роман, новелла»).