Пропавший - Мэри Торджуссен

– Мэтт! Мэтт!

Со скоростью гончей я ворвалась в гостиную. Мэтта там не было. Комната имела тот же вид, в каком я оставила ее утром. Я взлетела по лестнице наверх, распахивая двери и непрерывно выкрикивая его имя, бросаясь на пол, чтобы заглянуть под кровати, открывая платяные шкафы на случай, если он затаился где-то среди моей одежды. Но так и не увидела Мэтта. Потом встала на лестничной площадке, пытаясь отдышаться. У меня кругом шла голова. Я знала, что он побывал здесь. Я точно это знала.

Снова глубоко втянув в себя воздух, поняла, что запах был слабее наверху, но вернулась в свою спальню. Здесь тоже ощущался тот же аромат. Ванная. Никаких следов. В гостевой комнате и общей ванной туалетной водой не пахло вообще.

Пришлось спуститься вниз, пытаясь определить, в какие места дома Мэтт заходил. В гостиной все оставалось по-прежнему, но присутствовал цитрусовый аромат, которого не было утром. В кухне он ощущался сильнее всего, я понимала, твердо верила, что Мэтт какое-то время стоял там же, где теперь я, тщательно изучая комнату. Мой взгляд блуждал с предмета на предмет. Что он здесь мог делать?

А потом до меня вдруг дошло.

Прежде чем утром отправиться на работу, я сложила свои записки на липких листочках в одну кипу рядом с холодильником, опасаясь неожиданного визита Кэти. Мне бы не хотелось показывать ей свои заметки. А теперь они снова были аккуратно разложены в виде решетки, как любила располагать их я сама, с тщательно соблюденными интервалами. Можно было провести линию вдоль краев, она оказалась бы идеально прямой. Мне по натуре свойственна точность во всем.

Если Мэтт видел эти записи, то не мог не осознать, как много значил для меня. Он должен был обратить внимание на мой список, на то, что я вычеркнула из него спортивный зал, отели, офис, компании проката автомобилей. Мэтт обязан был оценить мою старательность, стремление ничего не упустить из виду, заметив, что я искала адреса его матери, парикмахера, мастерской, где проводили техническое обслуживание автомобиля. Он видел записанные мною номера и пояснения. И теперь точно знал, что его уход сводит меня с ума.

Он ли проделал этот трюк? Интересно, о чем Мэтт думал, стоя здесь и глядя на мои записи? Чувствовал ли он себя виноватым? Или же радовался увиденному?

На мгновение я допустила, что это мог быть не он, но потом покачала головой. Я же уловила его привычный аромат. И если раньше мне приходилось гадать, то теперь в моем распоряжении имелось доказательство.

Неожиданно я кое-что вспомнила. Если злодей совершает преступление, то непременно оставляет что-то там, а что-то забирает с собой. Это была истина, справедливая для всех преступлений. А сейчас я имела дело с явным правонарушением – незаконным вторжением в мое жилище, проникновением в личную жизнь.

Конечно, полиция обычно искала оставленные преступниками образцы ДНК в виде частичек кожи, капли крови или пота. Я не располагала их возможностями, но кое-что предпринять тоже могла. Мэтт оставил после себя свой запах, устойчивый цитрусовый аромат. Но что он унес с собой? Я снова внимательно осмотрела комнату. Он находился здесь, он разложил заново мои записи – это не вызывало сомнений. Я пересчитала листки. Все оказались на месте. И на первый взгляд ничто не пропало. Я зашла в гостиную, поднялась в спальню, но и там никаких пропаж не бросилось в глаза. Поскольку в гостевой комнате аромата не ощущалось, я решила, что туда он не заглядывал.

И стоило мне в очередной раз осмотреть кухню, как я поняла, что´ исчезло. Записка с одним лишь словом «Удовлетворена?», как и конверт, не были больше прикреплены к дверце холодильника. Их не было вообще. Остался только магнит в форме вопросительного знака.

Мне стало по-настоящему плохо, и на сей раз я была, как никогда, близка к обмороку. Но успела ухватиться за спинку стула и сесть. Записка оставалась моей единственной уликой. Она доказывала, что я пока не свихнулась.

Теперь кто-то лишил меня и ее.

В ту ночь я почти не спала. Мне слишком многое необходимо было обдумать, переосмыслить. Я оставила свет включенным во всех комнатах первого этажа как предупреждение для любого, кто захочет тайком проникнуть в мой дом. Свои заметки на всякий случай забрала с собой в спальню, а мобильник положила под подушку. Я знала: в моем доме кто-то побывал. Нужно ли поставить в известность полицию? Представила, как прозвучат мои показания в полицейском участке. Там примут меня за сумасшедшую, которая пришла пожаловаться на пропажу листка бумаги и конверта.

Даже поговорить мне теперь было не с кем. Кэти тоже считала меня полоумной, потому что я поверила в замену цветов, и с тех пор она не доверяла моим доводам. Если бы я рассказала ей, как прикрепила к холодильнику письмо, а теперь оно исчезло, она подняла бы меня на смех. Даже Сэм поверил в мое безумие. Кроме того, у меня возникло подозрение, что он сплетничает обо мне с Люси. Может, они тайно от всех встречались? Странно, почему я не заметила этого раньше? А как же Грейс? Сэм по-прежнему говорил только о ней и продолжал жить у нее. Неужели он завел роман с Люси? Я хотела доверять ему, действительно хотела, но тот разговор по телефону, который они начали и завершили одновременно… Разве мог он быть совпадением?

А потом я вспомнила о запасном мобильнике в его «бардачке». Почему Сэм солгал, что телефон сломан, ведь нормально работал?

На мгновение возникла мысль: уж не он ли послал мне одно из сообщений? Нет, конечно же, Сэм не делал этого! Зачем ему так поступать со мной?

Мне необходимо было с кем-то пообщаться. Но с кем?

Маме я позвонить не могла. Она начнет тревожиться за меня и наверняка захочет, чтобы я на время переехала к ним, а это теперь представлялось невозможным при сложившихся обстоятельствах. Стоило мне провести там больше часа, и я уже чувствовала себя неуютно. С тех пор, как в восемнадцать лет покинула родительский дом, я редко возвращалась туда, и только при условии, что у меня появлялись хорошие новости. Наилучшим поводом становилась новая должность и прибавка к зарплате. А вот сообщение о неизвестном преследователе могло напугать маму.

Мэтта я брала к родителям иногда, хотя маме он очень нравился, и она хотела бы встречаться с ним чаще. Однако примерно через час отец неизменно вспоминал, что мы с ним живем вне брака, Мэтт обосновался в моем доме, и тогда наступало время поспешно бежать, торопить Мэтта к машине, выдумывая предлог для отъезда. Он не знал почти ничего о моей жизни с родителями до того, как я обрела самостоятельность. Мне достаточно было лишь однажды встретиться с его матерью, увидеть, до какой степени она обожала сына, чтобы понять: ему я ничего не смогу объяснить. В этом смысле Мэтт напоминал Кэти. Люди, выросшие в счастливых семьях, не представляли, как можно жить в доме, где необходимо подумать дважды, прежде чем что-то сказать, уметь избегать проблем, успевать отвести глаза, чтобы на тебя не возложили чужую вину.

А как мне теперь разговаривать с мамой, не упоминая об изменах отца? Голову словно сжимали тиски при одной только мысли, что ей придется узнать обо всем от меня. Я ведь догадывалась: она до сих пор не рассталась с ним потому, что считала его любящим мужем, пусть любовь не часто проявлялась открыто, а их семью – своим пожизненным бременем.