Долгий путь на Бимини - Карина Шаинян

Они, все четверо, мешали Реме, это было ясно как день. Капитан Брид со своей неразделенной любовью – больше других; но и Ти-Жак, и Карререс, и даже безобидный Шеннон выводили ее из себя. Реме действительно нравилось жить на озере одной; больше того, присутствие других людей, похоже, лишало ее душевного равновесия. Карререс замечал испуганное изумление, застывшее на дне ее глаз. В разуме Реме была какая-то червоточинка. Ей, привыкшей к одиночеству, приходилось ежедневно терпеть домогательства Брида, холодное любопытство Карререса, насмешливые восторги Ти-Жака. Все это было тонкими клиньями, постепенно входящими в трещинки ее души. Карререс чувствовал, что напряжение, которое испытывала Реме, вот-вот станет невыносимым. Еле тлеющий огонек безумия, который безошибочно привык отмечать доктор, разгорался все ярче. Вот-вот она могла расколоться, как один из прибрежных валунов, и ледяное дыхание пустоты завершило бы начатое. И не понадобится ли ей тогда Брид так же, как сейчас она нужна ему?

Карререс встал и начал карабкаться по валунам, выбираясь наверх утеса, откуда в обрамлении папоротников стекал в озеро маленький водопадик волшебной воды.

Глубина ручья здесь была не больше дюйма – едва намочить ладони. Вода беззвучно растекалась по подозрительно ровному и плоскому руслу, сплошь обросшему черными пушистыми водорослями. Присев на корточки, Карререс провел рукой по дну. Под склизкими зарослями пальцы нащупали гладкий, чуть зернистый камень, какие-то выемки и желобки. Карререс принялся тереть его, убирая слой тины. Вода постепенно уносила муть, и вскоре взгляду открылся кусочек каменного ложа ручья. Красноватую плиту пересекали плавные линии, будто выплавленные в зернистом массиве.

Удивленно хмыкнув, Карререс принялся отчищать камень от водорослей, беспорядочно возя ладонями. Его охватил охотничий азарт. Окошко становилось все больше, хаотичные на первый взгляд линии складывались в орнамент из спиралей и концентрических кругов. Расчистив фрагмент плиты, Карререс встал, отступил на шаг, чтобы рассмотреть узор в целом, и, уловив боковым зрением движение за спиной, резко обернулся.

Похоже, Реме давно наблюдала за ним. Карререс поклонился и хотел было завести разговор, но осекся. Реме была бледна; ее зрачки так расширились, что и без того темные глаза казались черными провалами. Крепко сжатые пальцы прижаты к приоткрытым губам, будто сдерживая рвущийся крик.

– Что случилось? – спросил Карререс. Реме глубоко вздохнула и опустила руку.

– Что вы делаете? – шепотом спросила она в ответ.

– Смотрю, – пожал плечами доктор.

– Этого нельзя делать, – размеренно произнесла Реме.

– Почему?

– Нельзя и все!

– Бросьте, Реме, – улыбнулся доктор. – Что плохого в том, что я посмотрю на орнамент? Должен же я понять, откуда у воды такие свойства… Вы что-нибудь знаете об этих рисунках?

– Ничего я не знаю! Нельзя этого делать! Нельзя… лезть. Трогать. Да что ж вы за человек такой!

– Я не понимаю, почему.

– Правда не понимаете? Пожалуйста… – проговорила Реме, и теперь в ее голосе слышались слезы. – Пожалуйста, оставьте…

– Скажите мне правду, Реме. Есть какой-нибудь запрет? Табу? – хранительница покачала головой. – Какие-то тайны, которые вы хотели бы оставить при себе?

– Нет.

– Тогда в чем же дело? Поймите, я должен разобраться, что к чему. Черт возьми, я искал этого случая всю жизнь – а вы хотите, чтобы я отказался от него просто потому, что вам почему-то неприятны мои исследования. Но я не могу развернуться и уйти просто из-за вашего каприза. А если это не каприз и не упрямство, то объясните мне, в чем дело. Есть разумные причины? – заметив, что Реме, закусив губу, шарит глазами по сторонам, он добавил: – Только пожалуйста, не выдумывайте ничего.

– Нет. Я не могу. Это мое, понимаете? Это всегда было так и не должно меняться. Эти узоры всегда были скрыты, и тут приходите вы… Вы хотели бессмертия – вы его получили! Зачем вам разбирать чудеса на части? Почему нельзя просто оставить так, как есть? Вы напились из источника – что вам еще надо, почему вы не уходите? И лезете, лезете, пристаете с разговорами, всюду суете свой нос… вы, и эти идиоты-матросы, и чертов капитан…. – Реме вдруг всхлипнула и закрыла лицо ладонями. – Оставьте меня в покое! Я не могу больше… – глухо проговорила она.

– Вы запрещаете мне, хранительница? – официальным тоном спросил Карререс.

– Я не могу запретить.

– И объяснить не можете? Тогда, с вашего позволения… – Карререс сделал движение к ручью.

Теперь Реме выглядела почти спокойной, но Карререс чувствовал, как под маской бурлил бешеный гнев. Краем глаза он следил за хранительницей – казалось, она вот-вот набросится с кулаками.

– Поймите же, Реме… – снова обернулся Карререс.

– Да делайте что хотите! – заорала она и бегом бросилась прочь.

Пожав плечами, Карререс неторопливо двинулся вверх по течению ручья. На душе было мутно. Истерика хранительницы неприятно поразила его. Похоже, ее душевные силы были на исходе. Только сейчас Карререс понял, насколько, по сути, беспомощна Реме. Королева Бимини, хранительница волшебного источника, бессмертная, снисходящая к людям и радующая их танцем при свете костров, она могла лишь просить, чтобы ее оставили в покое, сжигаемая отчаянием и бессильной яростью.

Наверное, разбирайся Реме в людях чуть получше, будь похитрее, – и она бы попыталась вновь спровоцировать Брида. Карререс был уверен: хранительнице хватило бы и знаний, и интуиции. Ей просто не приходило в голову сделать это нарочно, – и, может быть, к лучшему: доведенный до отчаяния капитан на этот раз мог решить, что насилие все-таки лучше, чем безнадежное ожидание. А если бы Брид больше понимал в женщинах, если бы его опыт не сводился к заигрываниям с портовыми шлюхами? Наверное, он бы придумал, как добиться расположения Реме… Да они просто созданы друг для друга, два сапога – пара, мрачно усмехнулся Карререс.

Может быть, стоило послушать Реме, подумал он. Отступить, только чтобы успокоить. Карререс был уверен, что исследования источника никому не причинят вреда: чуять подобные запреты он научился давным-давно, с трудом, но смирившись с тем, что на карте знаний приходится оставлять белые пятна. Дело было не в тайнах источника. Однако предчувствие страшной ошибки, надвигающейся беды не оставляло.

Деревья расступались, постепенно оставаясь позади, и русло ручья становилось все шире и мельче, сходя на нет. Выйдя из задумчивости, Карререс обнаружил, что стоит на каменистом болотце, поросшем низким кустарником. Под ногами хлюпал пропитанный водой мох. Несколькими футами дальше склон долины резко уходил вверх – голая, красновато-серая осыпь, даже издали сухая и пыльная. Карререс дошел до истока.

Горько рассмеявшись, он повернул назад. Доктор уже собирался вернуться в лагерь и зарисовать орнамент, пока прихотливые узоры еще не стерлись из памяти, но вспомнил про выступающий из воды камень у подножия утеса. Каррересу вдруг захотелось выкурить трубку, сидя на этом валуне и любуясь на озеро и падающий с высоты ручей, – безобидная прихоть. В конце концов, узоры можно зарисовать и позже, а еще лучше – вернуться к ручью с блокнотом. Оскальзываясь и проезжая по несколько футов на зыбком щебне, Карререс начал спускаться по крутой осыпи к воде.