Семья мадам Тюссо - Вера Колочкова

— Во Франции?! Господи боже мой, час от часу не легче. Что за премия, ты можешь объяснить вразумительно?

— Да, могу. Роман Марка победил в одном из ежегодных французских литературных конкурсов, в номинации «Лучшее зарубежное произведение». Да об этом же писали, и по телевизору передача была…

— Погоди! Что-то я совсем ничего не понимаю. Он что, писатель?

— Да… Матвей Горюнов. Слышали?

— Матвей Горюнов?! Не может быть… Ты ничего не путаешь, детка?

— Нет, не путаю, Елена Максимовна, — весело подтвердила Маруся, явно наслаждаясь ее недоверием. — Значит, вы знаете писателя Матвея Горюнова, да? Читали его книги?

— Конечно… Да, конечно. Кто же не читал книг Матвея Горюнова, нынче они у всех на слуху. Только при чем тут Марк, я никак в толк не возьму?

— Да псевдоним у него такой — Матвей Горюнов. Что тут непонятного?

— Нет, погоди… Но этого не может быть, Маруся. Ты что-то путаешь, потому что этого не может быть… Нет, я не могу поверить… Чтобы Марк… Мой племянник Марик…

— Вы своего племянника Марика больше двадцати лет не видели, Елена Максимовна. За двадцать лет много чего может с человеком произойти. Марк, например, успел несколько хороших книг написать. А вы сами читали книги Матвея Горюнова?

— Да, конечно… «Свидание» читала, а еще «Незнакомый почерк»…

— Да, по «Свиданию» хороший фильм сняли, он тоже какую-то премию получил.

— Значит, это Марк? Нет, не могу поверить. Ты меня сейчас просто убила, Маруся. Наповал убила.

— Да почему? Я думала, вы обрадуетесь. Только не выдавайте меня, ладно? Марк просил не рассказывать, а я проболталась. Он не любит о себе говорить как о писателе. И потому интервью не дает и на всякие съемки не соглашается.

— Почему?

— Да он вообще суеты не любит. Говорит, когда меньше суеты, внутренней свободы больше.

— Но ведь имя Матвея Горюнова на слуху! Он довольно популярен! И книги его читают, и, я знаю, в прессе активно обсуждают, не говоря уж об Интернете!

— Вот именно — книги обсуждают… И пусть обсуждают, и ради бога. У книг своя жизнь, у писателя — своя. Зачем смешивать все жизни в одну кучу? Кому-то нравится такое смешение, кому-то не нравится. Марку, например, не нравится. И я его прекрасно понимаю.

— Да что ты можешь понимать, девочка?.. Это же признание, это же слава!.. Каждый человек подсознательно к этому стремится. Нет, ничего ты не понимаешь!

— Понимаю, Елена Максимовна. Но сначала так же, как и вы, удивлялась такой позиции Марка и вопросы тоже задавала. Но он мне очень хорошо все объяснил.

— И что же он тебе объяснил, интересно?

— Ну, если вам действительно интересно… Помните, как хорошо сказано у Шварца в «Обыкновенном чуде»? Про охотника, который перестал ходить на охоту? Такая хорошая аллегория. Нет, мол, государь, этот охотник теперь совсем не охотится. Ему некогда, он борется за славу. Он добыл уже пятьдесят дипломов, подтверждающих, что он знаменит, и подстрелил шестьдесят хулителей своего таланта.

— Понятно, понятно… Значит, Марку не нужна слава потому, что он продолжает ходить на охоту?.. Так я понимаю?

— Да, он продолжает ходить на охоту. Ему там интереснее.

— Что ж, красивая аллегория. Но все равно мне странно… По-моему, каждый человек желает если не славы, так хотя бы признания. Но чтобы совсем уйти в тень… Создать себе имя и одновременно убить тщеславие. Нет, уму непостижимо! Почему? А главное — зачем? С какой целью? Не понимаю.

— Так у всякого к жизни свой вкус, Елена Максимовна. Кто-то любит арбуз, а кто-то свиной хрящик. А еще в народе говорят: по себе людей не судят. Что непонятно одному, то вполне бывает понятно другому.

— Ну ладно, допустим… А почему Матвей? Лучше бы Марком остался, право слово… Марк Сосницкий — красиво звучит! И Горюнов… Откуда такой страдальческий псевдоним? От слова «горе», что ли?

— Не знаю, я об этом у Марка не спрашивала. Но он как-то сам обмолвился, что в колонии его спасал от жестоких законов зоны один заключенный, старый рецидивист по фамилии Горюнов. И насчет красивости или некрасивости звучания псевдонима тоже судить не берусь, да и в голову не приходило таким вопросом задаваться, что красиво звучит, а что не очень красиво. Марк же не эстрадный певец, чтобы о красоте псевдонима заботиться, правда?

— Надо же, никак не могу поверить… Марк — Матвей Горюнов… Нет, но так не бывает! Это… Это как откровение какое-то, как удар в солнечное сплетение — даже дышать трудно.

— Ой, не пугайте меня, Елена Максимовна! Может, вам воды дать?

— Да не надо воды. Я сейчас отдышусь, погоди, Марусь. Сердце трудно бьется.

— Ой, да чего вы так болезненно все восприняли? Я даже не предполагала такой реакции…

— А я тебе объясню, почему я так восприняла. Как ты говоришь, болезненно. Конечно, болезненно, а как еще? Ведь мой сын Юлиан должен был стать писателем. По крайней мере, я очень этого хотела! Я сделала все, чтобы он поступил в Литературный институт. Я все условия ему создавала… Дышать боялась… Все, что могла! Столько сил в него вложила, столько души! Даже Марка на заклание отдала, чтобы… А оно вон как получилось. Судьба мне в лицо взяла и плюнула. Вот и утрись теперь.

Последние фразы Елена Максимовна прошептала едва слышно. И даже не прошептала, лишь губами пошевелила, но Маруся наклонилась, переспросила заинтересованно:

— Что судьба сделала? Не расслышала, простите?

— Ничего… Это я так, не слушай меня.

— Зря я вам рассказала, наверное. Не надо было. Да и Марк просил не говорить.

— Нет, почему же? Спасибо, что рассказала. Ты иди, милая, отдыхай. Мне надо одной побыть, обдумать. Иди.

— Обедать не надумали, Елена Максимовна? Я разогрею. Я вчера такой вкусный борщ сварила!

— Да какой тут обед?.. Нет, не хочу.

— Ну, ладно. Я и впрямь пойду, дел на сегодня еще много. Да, вот еще что… Мы с Марком завтра утром в больницу уедем, сами понимаете, дома не усидим. Там будем ждать, когда операция закончится. Наверное, нас до обеда не будет. И потому я рано вас разбужу, чтобы со всеми делами управиться, хорошо? А завтрак на тумбочке у кровати оставлю. Договорились?

— Конечно, конечно.

— А вечером устроим купание — хотите?

— Да, это было бы хорошо… Но только как же?.. Как вы меня потащите в ванную?

— Да не волнуйтесь, придумаем что-нибудь.

— Хорошо тебе говорить — придумаем! А мне каково? Я же теперь знаю, кто такой Марк. Сам Матвей Горюнов будет тащить меня на себе в ванную. Как я это переживу, Марусь? Да у меня же в голове не укладывается!

— Ну, не знаю, что вам и сказать, Елена Максимовна, — со смехом развела руки в стороны Маруся. — Придется как-то укладывать в голову, вы уж постарайтесь.