Увядание - Лорен Де Стефано

– У тебя небольшая температура.

Прямо как маленькая девочка, играющая в дочки-матери. Наверное, это все побочный эффект болеутоляющих, но я ее в данный момент просто обожаю.

– Обними меня, – говорю я ей и протягиваю руку, к которой подключена капельница.

Она, не колеблясь ни секунды, бросается ко мне в объятья. Проявляя осторожность, чтобы не задеть ребра, Сесилия сжимает в пальцах мою ночную сорочку. Шея становится мокрой от ее слез.

– Я так перепугалась, – признается она.

Этот особняк для нее все равно что сказочный кукольный домик. Здесь никому не положено болеть. И все должны жить долго и счастливо.

– Я тоже, – говорю я.

Мой страх никуда не делся.

– Могу ли я для тебя что-нибудь сделать? – спрашивает она, немного успокоившись и вытирая заплаканные щеки.

Кивком указываю на спящего подле меня Линдена.

– Вытащи его отсюда хотя бы ненадолго, – прошу я. – Ну кому польза от того, что он целыми днями сидит здесь взаперти и квохчет надо мной, как наседка? Может, уговоришь его сыграть во что-нибудь, или, ну не знаю, придумай сама.

Обрадовавшись моей просьбе, она кивает в ответ, мол, не подведет. У нее великолепно получается поднимать настроение нашему мужу. Кроме того, она никогда не упускает возможности насладиться безраздельным вниманием Линдена.

Ей требуется несколько часов, чтобы убедить Линдена в том, что она по нему ужасно соскучилась и что, если он не сыграет с ней в шахматы, слезная сцена ему гарантирована. Он не хочет, чтобы она плакала, потому что опасается выкидыша.

Получаю наконец свою ограниченную свободу.

Некоторое время наслаждаюсь тишиной. Меня охватывают детские летние воспоминания. Купаюсь в тепле и свете. Мамины руки. Отец играет на фортепиано. Голос соседской девочки, гулко звучащий в бумажном стаканчике.

Вдруг в мое сознание проникает звук постороннего голоса, и я мгновенно распахиваю глаза. Комната вокруг меня перестает вращаться только через несколько секунд.

– Рейн?

Нет на свете места, откуда бы я не услышала зов Габриеля. Его голос сильнее ураганного ветра.

Он стоит в дверях. Лицо разукрашено синяками и царапинами. В руках что-то держит, вот только что именно – рассмотреть не могу. Пытаюсь сесть, но получается у меня плохо. Он подходит ко мне и садится рядом. Открывает рот, но я его опережаю:

– Прости меня, пожалуйста.

Положив загадочный предмет на кровать, он берет меня за руку и сжимает ее в ладонях. У меня возникает удивительное чувство безопасности, так же, как в тот момент, когда я упала с маяка в его объятия.

– Ты в порядке?

Вопрос несложный. Он спас мне жизнь, какой никчемной бы она ни была, и поэтому заслуживает честного ответа.

– Нет.

Он смотрит на меня долгим, пристальным и словно невидящим взглядом. Жалкий же, наверное, у меня вид. Но, судя по его отсутствующему выражению лица, мыслями он сейчас где-то очень далеко отсюда.

– Что с тобой? – спрашиваю я. – О чем задумался?

Немного помолчав, он отвечает:

– Ты чуть не умерла.

То, что я чуть не сбежала, остается за скобками.

Думаю о том, что, может, стоит снова извиниться, но тут он берет мое лицо в руки и прижимается своим лбом к моему. Он так близко, что я чувствую тепло его дыхания. Могу думать лишь о том, что больше всего на свете хочу разделить с ним его следующий вдох.

Наши губы едва соприкасаются, так нежно, осторожно, будто мне все это снится.

Он накрывает мои губы своими, потом отстраняется в нерешительности и снова приникает к моему рту. По моему измученному телу прокатывается жаркая волна. Я совсем не чувствую боли. Обнимаю его за шею, льну к нему что есть сил. В этом доме начинаешь ценить каждое счастливое мгновение.

Шум в коридоре заставляет нас отпрянуть друг от друга. Габриель поднимается с кровати и выглядывает за дверь, затем смотрит в окно. Мы совершенно одни. Никак не можем прийти в себя от испуга. Куда делась моя хваленая осторожность?

Сердце бешено стучит. Тяжело дышать. Но винить в этом надо не боль или злость, а радостное упоение, охватившее все мое существо. Габриель нервно откашливается. Щеки его заметно порозовели, а в затуманенных, как после сна, глазах появилось мечтательное выражение. Оба избегаем встречаться друг с другом взглядом.

– Я тебе тут принес кое-что, – говорит он, стараясь не смотреть в мою сторону, и протягивает мне свой таинственный подарок.

Им оказывается толстенная книга в черной обложке, на которой красным выгравирован земной шар.

– Ты принес мне атлас Линдена?

– Да, но ты только взгляни.

Он открывает книгу на странице, испещренной картами. Все они выполнены в коричневых и бежевых оттенках, но кое-где встречаются длинные синие линии. Разворот озаглавлен «Реки Европы». Сбоку приведен список обозначений, включающий названия всех крупных географических объектов, в том числе и рек. Габриель указывает на третью строчку снизу. Рейн. Он проводит пальцем по длинной синей линии.

– Есть река под названием Рейн, – говорит он.

Была, если уж точно, еще до того, как мир затрещал по швам. Впервые об этом слышу. А вот мои родители-ученые, должно быть, знали. Им нравилось окружать себя тайнами, но о многом они нам с братом рассказать так и не успели.

Прочерчиваю пальцем маршрут, уже проделанный Габриелем, отслеживаю каждый изгиб давно не существующей речной артерии. Мне все же кажется, что она не могла исчезнуть полностью. Где-то далеко, за коваными воротами моей тюрьмы, увенчанными остроконечным цветком, моя тезка однажды вышла из берегов и обрела свободу, став частью необъятного океана.

– Я и не подозревала, – признаюсь я. – Понятия не имела, что мое имя что-то значит.

Так вот что имела в виду Роуз, когда, услышав, как меня зовут, сказала, что она была очень живописной.

– Здесь написано только, что река была судоходной. И больше ничего. – В голосе Габриеля сквозит разочарование.

– Ничего страшного.

Коротко рассмеявшись, я обнимаю его за шею и привлекаю к себе, чтобы выразить свою благодарность невинным поцелуем в щеку. Оба заливаемся малиновым румянцем.

Габриель даже не представляет, что эта новость для меня значит, но, судя по выражению его глаз, понимает, что угадал с подарком. Откинув непослушную прядь с моего лба, заглядывает мне в лицо. Рейн. Далекая река, что стала свободной.

Всю ночь мне снятся реки, дно которых выстлано сверкающими остроконечными цветами.

– Ты улыбалась во сне, – сообщает мне Линден, едва я открываю глаза.