Увядание - Лорен Де Стефано

– Когда ты спала, по крайней мере, я думала, что ты спишь, я пришла в твою комнату, чтобы заменить тебе подушку, но здесь был Распорядитель Вон. Он велел мне выйти. – Она виновато опускает взгляд. – Из комнаты я вышла, но осталась за дверью. Хотела подслушать. Прости. Знаю, мне не следовало. Просто я…

Дейдре смотрит на меня полными слез глазами. Подобное поведение ей совершенно несвойственно, и мне на секунду кажется, будто у меня снова жар и мне все это мерещится.

– Просто я боялась, что он с тобой что-нибудь сделает.

Легонько сжимаю ее дрожащую руку.

– С чего ты это взяла?

– Ох, Рейн, – всхлипывает она. – Если ты хотела сбежать, больше так не делай. Тебе отсюда никогда не выбраться, а он превратит твою жизнь здесь в ад.

– Я и не собиралась никуда бежать, – говорю я.

Она качает головой:

– Какое это имеет значение? Главное, чтобы он не подумал, что собиралась. Ты не понимаешь. Не представляешь, на что он способен, если встать у него на пути.

– Дейдре. – Я осторожно притягиваю ее к себе. – Что ты пытаешься мне сказать?

По ее щекам градом катятся слезы.

– Леди Роуз не хотела ребенка, ни в какую, – судорожно икнув, начинает свой рассказ Дейдре. – Они с Распорядителем Воном постоянно об этом спорили. Она считала, что он не сможет найти противоядие, и не хотела рожать ребенка только для того, чтобы он умер, так и не став взрослым. Он обзывал ее естественницей. Я часто слышала, как они кричат друг на друга. Однажды я убирала в стенной шкаф выстиранное белье. Так мне даже пришлось в него спрятаться, чтобы не оказаться свидетельницей их ссоры.

Она присаживается на краешек моей кровати и утирает заплаканное лицо. Упрямые слезы все равно не отступают.

– Но когда она забеременела, случайно, конечно, то очень этому обрадовалась. Попросила меня научить ее вязать и своими руками смастерила одеяльце в детскую кроватку. – Она улыбается воспоминаниям, но через мгновение улыбка блекнет. – Когда у леди Роуз начались роды, Линден находился на выставке. Боли были настолько сильными, что Распорядитель Вон ввел ей лошадиную долю успокоительного. Через несколько часов она пришла в себя, и он сообщил ей, что у нее родилась девочка, но спасти ее не удалось. Леди Роуз ему не поверила. Уверяла его, что слышала детский плач. Он настаивал на том, что она была не в себе, а ее ребенок родился уже мертвым.

Мне вдруг кажется, что в комнате стало заметно прохладнее и как-то сумрачнее.

– Вот только когда я меняла в коридоре ароматические палочки, мне тоже послышался детский плач, – признается Дейдре. – Распорядитель Вон сказал ей тогда: «Ты же хочешь, чтобы человеческий род исчез с лица земли. Похоже, твое желание исполнилось».

Я так и слышу голос Вона, произносящий эти жестокие слова. Мое сердце рвется на части, будто бы они адресованы мне. Передо мной предстает Роуз, живая и лишенная самого дорогого, что только может быть на этом свете. Она прижимает руки к животу, в котором несколькими часами ранее билось крохотное сердце. Жаль, что она не рассказала мне об этом лично, пока была жива. Сейчас мне ужасно хочется ее обнять, сказать ей, как мне жаль, что все так получилось. У меня возникает подозрение, что чувства, которые она испытывала к Вону, не сильно отличаются от моих. Возможно, единственная причина, по которой она его терпела, была ее любовь к Линдену. Может быть, она надеялась, что я полюблю нашего мужа и тоже научусь мириться с присутствием Вона.

– О, она была буквально раздавлена произошедшим, – продолжает Дейдре. – Так и не оправилась от удара. У нее была своя личная помощница, Лидия. Но леди Роуз было слишком тяжело день за днем видеть перед собой молоденькую девушку. Она служила ей невольным напоминанием об умершей дочери. В конце концов хозяйка уговорила Линдена продать девушку. В нашу с Эль сторону она даже не смотрела.

– Кто-нибудь еще знает об этом? – уточняю я.

– Нет. Все думают, что ребенок был мертворожденным. Даже если кто-то о чем-то и догадывается, он держит язык за зубами. Только, пожалуйста, никому об этом не говори.

– Не скажу, – обещаю я и протягиваю ей бумажный носовой платок с прикроватного столика. – Даю слово, этот разговор останется между нами.

Она аккуратно высмаркивается, складывает платочек и убирает его в карман юбки.

– Я никому об этом не рассказывала.

Несмотря на все еще льющиеся слезы, я не могу не отметить, что ей заметно полегчало. Такие страшные тайны – тяжкий груз для столь юной девушки. Но в этом месте, нет, в этом мире невозможно долго оставаться ребенком. Кладу ей на плечо руку, и она, поддавшись минутной слабости, приникает к моей груди и крепко меня обнимает.

– Последнее слово всегда остается за ним. Поэтому, о чем бы он тебя ни попросил, пожалуйста, ради собственного же блага, послушай его.

– Хорошо, – соглашаюсь я для видимости.

На самом-то деле ее рассказ только укрепил меня в намерении во что бы то ни было сбежать отсюда. Уподобиться той реке из атласа Линдена. В этом доме творятся вещи гораздо более жуткие, чем я когда-либо могла бы себе представить. Жизнь изменилась с тех пор, как в мамином саду цвели лилии, а все мои секреты легко умещались в бумажном стаканчике.

Сесилия доигрывает пьесу, и голограмма сворачивается, прячась обратно в клавиатуру. Девушка вытягивает над головой руки, похрустывая суставами пальцев.

– Прекрасное исполнение, дорогая, – говорит Линден.

Он, расположившись на диване, одной рукой обнимает меня, другой небрежно поглаживает по бедру Дженну, уютно устроившуюся с краю.

– Прямо маленький виртуоз. Хоть сейчас на сцену! – соглашается Дженна, накручивая на палец один из темных завитков Линдена.

– Ну, может, на сцену – это чересчур, – возражает Сесилия и накрывает клавиатуру защитным чехлом.

– И правда, – подхватываю я. – Концертные залы все какие-то неприветливые. Ты вроде рассказывала мне, что придумала эту мелодию, когда гуляла по розарию?

– Вообще-то это был лабиринт из живой изгороди, – поправляет меня Дженна.

– Вы обе ошибаетесь, – встревает Сесилия, забираясь к Линдену на колени. – Я сочинила ее в апельсиновой роще.

– Сама сочинила? – удивляется Линден.

Дженна все еще играет прядкой его волос, и он машинально склоняется к ней.

– Да. У меня это само собой получается: просто слышу в голове мелодию и стараюсь ее запомнить. Только вот…

Осекшись на полуслове, она отводит в сторону взгляд и тяжело вздыхает.

– Что такое, дорогая? – спрашивает Линден.

– Да вот, за последнее время ничегошеньки нового мне в голову не пришло, – сетует Сесилия. – Давно не была на свежем воздухе.

– Никто из нас не был, – говорю я. – Не только ты сидишь взаперти. Ураганы – штука опасная. Ты же сама видела, как крепко мне досталось. Сколько времени прошло, а я едва начала поправляться.