Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех - Надежда Ожигина

Эрей тоже посмотрел, с интересом и долей иронии: совсем запалилась, бедняжка крапчатая, бредит с усталости. Целькон такую сожрет, не подавится. Побратим ждал ответа, пришлось дернуть бровью:

– Пару дней еще отдохну, там решу. Травы у меня не высохли, грибы не допрели. Да и вопросы остались нерешенными.

Викард, успевший подорваться с места к затанцевавшей от возмущенья кобыле, от неожиданности крякнул и замер истуканом. Повторил, как дотошный ученик за учителем:

– Травы. Грибы. Ага. А там Антанна. Ну что ж, братко, давай отдохнем.

– Ты можешь ехать, если хочешь.

Викард снова задумался, не снимая тяжелой руки с холки кобылы. Намотал гриву на кулак, придавил так, что просела земля под копытами. Всхрапнула крапчатая, аж присела от натуги, кося преданным глазом. Эрей знал, чувствовал, каково побратиму: нелегко мракоборцу решить, где сейчас интереснее. Здесь ли, на грибах и вопросах, там ли, где готовят пышную встречу… и усиленные отряды Серебряной Роты прочесывают улицы, а государь не расстается с подаренным мечом, страшась лишний раз оставить Рандиру.

Не то чтобы боязно, просто… Истово верят сыны Ю-Чиня, что осторожность не помешает! Никогда не понять им, не оценить красоты рывка берсерка, вкусившего священного гриба, живущего в последний раз, на грани, танцующего у Калитки, забыв усталость, презрев броню… Никогда…

Жаль, не позволят осторожные станцевать против Линара, чтоб ему икнулось, ох как жаль. Многие беды обошли бы Империю.

Великан тяжело вздохнул и расслабился, отпуская кобылу. Крапчатая благодарно фыркнула, пророча удачу, тронула ладонь пересохшими губами. Ее бока еще ходили ходуном после безумной радостной скачки, и ноги дрожали, и сердце стучалось о ребра, просясь на волю. Инь-чианин осмотрел подружку и ласково улыбнулся, запел, запричитал на родном наречии:

– Не было коню доли, была у коня воля. По росе до водопоя – точно пущенной стрелою. Запалите костер, не спалите коня, без вины не браните его и меня…

– Ближе к лесу ручей, – крикнул им вслед Эрей. – Дэйв проводит.

– Думаешь, волки нас съедят? – расхохотался великан, ломая песню и вспугнув задремавшую было ночь.

– Это не твоя охрана, побратим, – очень серьезно ответил маг.

– Чтоб они все Линара сожрали! – донеслось до него из темноты. – Дармоеды, забери меня Эттивва!

Дармоеды, – мысленно кивнул маг и вздохнул. – Только Линара сожрать – сам Дэйв подавится.

Костер мигнул и умер, и ответом на вопросы погребальной песней зазвучал, нарастая, волчий вой. Надвинулись ближе алчные звезды, будто и не было алтаря, и спокойной этой ночи, и поля, и прохлады, а снова воцарился душный день, знойный, томный. Роковой для государства Ферро.

День королевской охоты.

Где-то ревели рожки, били в бубны шуты-загонщики, мчался на последнем вздохе красавец-олень, увлекая государя все дальше от свиты. Только маг мог учуять тень, нависшую над роскошными рогами, заметить паутинку, залепившую влажные глаза. Только маг мог различить истинную жертву и истинного охотника.

Краем уха Эрей, сторонний наблюдатель, подельщик Сильнейшего, чуял нарастающий волчий вой, не там, куда несся, растеряв рассудок, Флавиций, чуть в стороне, в другой тени, в маленьком сгустке иллюзий, старательно созданном аде – для иного участника драмы.

Можно – да что там! – нужно было остаться и досмотреть спектакль, поаплодировать в финале, замести возможные следы, но…

Там, вдалеке, – остро, зло вскрикнул ребенок.

Там, в том аду, – шла по следу волчья стая.

Зря ты вплел в свои игры волков, Сильнейший. Волки здесь ни при чем. Да и ребенок… С детства Шарно Э’Вьерр, славный рыцарь, не терпел, когда обижали маленьких, с самого рождения. Ты работал с магом, Сильнейший, а маг все еще мнил себя рыцарем. Он и сам потом не смог вспомнить, что сорвало его с места, кинуло туда, в чащу колдовского леса, наперерез огням алчных волчьих глаз, затемненных приказом. Убить! Разорвать! В клочья!

Снова было душно, и мрачно, за деревьями мерещились чудовищные тени, и кобыла, взвившись свечкой, сбросила седока, умчавшись прочь, стремясь обратно, в солнечный свет знакомой дубравы. Он видел, кто напугал кобылу.

Волки. Десяток или два, а сколько их еще скрывалось за деревьями?! Они окружили поляну и медленно сходились, уверенные, что добыча не ускользнет. Суровые могучие звери Инь-Чианя, невозможные в ю-чиньском лесу!

Мальчишка еще держался, он исхитрился убить вожака, злобно крича имя сбежавшей, предавшей кобылы. Он еще дрался в тот миг, когда захлебнулся кровью его венценосный отец, пойманный монстром с оленьими рогами, заточенными, точно кинжалы.

Эрей успел подивиться и восхититься смелости юного принца.

Новый волк прыгнул, метя в горло мальцу, и маг не стал больше медлить. Жаль, пришлось порвать серую душу, до слез жаль, до надрывного воя. Иначе не получилось. Но остальных сумел отстоять, отвести от гибельного края, всю стаю, целиком. Он бился за волчьи рассудки, как не всякая мать сражается за дитя. Он вернул их – себе, вынул из тени, приоткрыл бесподобным красавцам заповедную дорожку – обратно в тенистые леса Инь-Чианя.

Увы, он хорошо знал, как обходится Сильнейший с отыгравшими фигурами. Прочь с доски, все до единой! Волков было искренне жаль. Волков нужно было спасать. Эрей и спасал.

Когда маг отдышался и пришел в себя, оказалось, глупый мальчишка все еще жив и пялится на него без тени страха или сомнения. Почему-то Эрею показалось, что это хорошо, и он улыбнулся, забыв, что улыбка его давно мертва и напоминает оскал ритуального черепа.

Малец попятился, вытаращив глазищи; Эрей некстати вспомнил, что сделали с его отцом, что сталось с его братом. И перестал улыбаться.

– Ты – покойник? – довольно твердо спросил принц.

Эрей слабо дернул плечом, то ли соглашаясь, то ли нет.

– Я тебя видел раньше. На картине в парадной зале. Ты рыцарь, заслонивший в битве деда! Тебе копьем пробили плечо, ну, там, на картине.

«Нужно быть безумцем, чтобы узнать мага на картине прошлого! Мертвый Родник меняет людей, выворачивает внешне и внутренне, опомнись!» – хотел крикнуть Эрей, но по привычке смолчал.

– Я даже помню твое имя! – не желал угомониться принц, с нервной поспешностью хватаясь за воспоминания. – Шарно Э’Вьерр, доблестный рыцарь! Ты ушел от Седой Девы, чтобы спасти потомка короля Гарона? Ты ведь клялся деду оберегать достойных его родичей?

– Клялся, – наконец ответил маг, хрипя пересохшим горлом.

– Значит, я достойный потомок? И данная клятва выдернула тебя из Царства Седой Девы, да? Такое возможно?

– Не думаю, – честно ответил Эрей, чувствуя, как мир трещит и рушится, как возвращается славное боевое прошлое, былые клятвы обретают Силу, а новые обращаются в прах. – Просто с тех пор я стал магом, государь. Темным магом. Вы очень похожи на Гарона, я знал его еще мальчишкой.