Расколотое небо - Светлана Талан

Иван Михайлович искоса посмотрел на Кузьму Петровича, сидевшего слева. Однопартиец уже держит карандаш и лист бумаги наготове. Парторг Лупикова почти устраивал. Почти. Щербак – честный, порядочный человек, четко выполняет все его указания и директивы высшего руководства, ему можно довериться, на него можно положиться. Но что-то в нем было не так! На передовую, в бой такие не рвутся. Они сначала все тщательно обдумывают, даже колеблются, а потом принимают решение. А нужно действовать увереннее, иногда даже рубить с плеча, как вот он, Лупиков. Немножко не хватает твердости Кузьме Петровичу. Вот и сейчас докладчик указывает на то, что нужно смело отстаивать завоевания и достижения советской власти.

– Кулаки остались, – громко раздавалось со сцены, – как последний оплот капитализма. Какая с них польза? Только вред. Они сознательно саботируют все мероприятия советской власти, терроризируют сельских активистов. Кто убивает членов ГПУ? Не сознательный колхозник, а его враг – кулак!

Как и догадывался Лупиков, докладчик рассказал о вооруженных выступлениях в некоторых селах, об убийствах работников ГПУ, которые случились не без участия кулаков.

– Кулаки всячески пытаются подчинить своему влиянию бедняков и середняков. Мы с вами должны не допустить этого! На что рассчитывают эти кровопийцы? Они хотят восстановить старые капиталистические порядки. Но мы с вами этого не позволим! – горячо заявил выступающий, и зал взорвался бурными аплодисментами однопартийцев. – Нас не запугать и не остановить! – продолжил докладчик, когда стихло. – Мы и в дальнейшем будем проводить политику, направленную на ликвидацию кулака как класса. И здесь я хочу сказать вам, а вы запишите, что наша коммунистическая партия не пойдет ни на какие условия сотрудничества с ними. Будем и в дальнейшем руководствоваться указанием нашего великого вождя Владимира Ильича Ленина, что мира у советской власти с кулаком быть не может, что… – Выступающий достал лист бумаги, нацепил на нос очки, скомандовал: – Запишите цитату: «Мы состояли, состоим и будем состоять в прямой гражданской войне с кулаками. Это неизбежно». Записали? – Он глянул в зал поверх очков.

После окончания совещания им всем раздали циркуляры с приказом о снижении темпов коллективизации, поскольку существует реальная угроза крестьянских войн.

«Вот и решай сам на месте, что с кулаками делать», – недовольно думал Лупиков, возвращаясь домой.

Конец апреля принес с собой и веселое чирикание воробьев, и монотонное гудение мохнатых пчел, и оживленное гоготание гусей на лугах. Весна расцвела густым ковром травы, зеленой листвой, а солнце, празднуя весенние дни, на радостях несло на землю волну свежего, нового, яркого и веселого.

Варя тоже ощущала прилив счастья. С тех пор как она узнала о своей беременности, постоянно прислушивалась к изменениям, происходящим внутри. По ночам представляла ту крошечную жизнь, которая уже зародилась в ней, существовала. Она любила класть ладонь на живот, представляя, что обнимает и защищает маленькое и беззащитное тельце ребенка. Варя пыталась почувствовать, как он там растет, какие малюсенькие у него ручки и ножки. Ребенок был ее частицей, в нем течет ее кровь, он питается тем, что ест мама, волнуется вместе с ней, вместе горюет.

Варе захотелось прогуляться по березовой роще, которая до сих пор принадлежала ей, послушать песни лесных птичек, пройтись между подружками-березками – она бросила все и пошла. Березы распустили свои длинные косы, украшенные сережками. Варя дотронулась рукой до маленьких резных молодых листочков, прислонилась к белокорому стволу.

– Привет, сестренки! – поздоровалась с ними, улыбнулась, подставив лицо нежным теплым лучам.

Варя прикрыла глаза, вслушиваясь в безустанный веселый птичий гомон. Шалун-ветер играл ее пушистыми волосами, когда она почувствовала в себе первый несмелый толчок. Теплая волна залила все ее тело. Варя приложила ладонь к животу, и словно ей в ответ послышался второй, уже более смелый толчок. Она впервые ощутила себя настоящей матерью. В ней билась жизнь, жизнь ее доченьки, пусть еще совсем маленькой, крошечной, но ребенка! Придет время, и маленькая появится на этой земле, и тогда Варя сможет впервые посмотреть на нее, дотронуться, приложить к груди. Какое это счастье – быть матерью, дарить миру новую жизнь!

Варя еще долго стояла, всматриваясь в синь бездонного весеннего неба, слушая долгожданные толчки. Она уже много раз пыталась представить, какой будет ее дочечка, но почему-то каждый раз ребенок появлялся перед ней разным: то синеглазой, то с темными глазенками, то белокурой, то чернявой, то с прямыми волосиками, то в образе золотокосого кудрявого ангела. И опять богатое воображение Вари рисовало образ той новой жизни, которая дала себя знать сначала несмелыми, а затем настойчивыми толчками.

– Шалунья! – прошептала Варя, представив, как малышка внутри нее тычет в живот маленьким кулачком.

И вдруг Варя почувствовала на себе чей-то взгляд. Она отдернула руку от живота, обернулась. Позади стоял Андрей.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась она.

– Привет, Варя, – сказал он, приближаясь.

– Ты… Ты давно здесь? – спросила.

Стало неприятно от того, что за ней в такое мгновение подсматривали.

– Только что пришел.

– Зачем?

– Сама знаешь. До умопомрачения хотел тебя увидеть, – ответил юноша.

– Не ходи за мной. Пожалуйста, – попросила Варя.

Андрей не в силах был оторвать взгляд от женщины с большими красивыми глазами, в которых светилось счастье. Варя смотрела в его глаза, наполненные одновременно и восторгом, и любовью, и надеждой, и грустью.

– Я уже ничего от тебя не жду.

– И правильно.

– Позволь лишь иногда, хотя бы издалека смотреть на тебя, – взволнованно сказал он, не сводя с Вари глаз.

– Андрей, найди себе другую. Сколько можно?

– Для меня во всем мире существует лишь одна – это ты! – сказал он. Сколько же искренности и боли было вложено в эти слова! У Вари от этого защемило в груди.

– Все кончено, – мягко произнесла она. – У нас с тобой нет будущего – я жду ребенка, – сказала Варя и двумя ладонями обхватила живот, демонстрируя его округлость.

– Знаю, – спокойно отозвался Андрей. – И все равно я хочу тебя видеть, чтобы потом этим жить дальше.

– Не мели глупостей и уходи отсюда, нас могут увидеть вместе, и пойдут сплетни, – попросила Варя.

– Хорошо. Ради тебя я уйду. Пока! – сказал он и ушел.

Варя вернулась домой. В хате никого не было. Она встала на колени перед образами, подняла глаза на икону с изображением Божьей Матери, державшей на руках младенца. Варя долго просила прощения за сознательные и неосознанные свои грехи. Покаявшись, она зашептала молитву матери, которой научила ее бабушка.

– Пречистая Дева, – шептала растроганная будущая мать, – когда Бог благовестил Тебе, тогда Ты присягнула ему: «Вот я, слуга Господняя: пусть со мной случится по Твоему слову!» Ты придерживалась обета – никогда и нигде не согрешила. Мария, Матерь Божья, в этом состоянии чувствую себя такой близкой к Богу. Из моего сердца выплывают эти слова, потому что верю и люблю Его искренне. Боже мой, я приготовлена к своему материнскому призванию. Ты, Матерь Божья, оберегай меня всюду, чтобы я всегда была верной Богу как Его дитя, как жена, как мать любящего ребенка. Аминь.