Манящий запах жареной картошки - Ирина Степановская

— А, помню! — отозвался Калинин. — Акт вскрытия у тебя? — спросил он у следователя.

— У меня.

— Тогда ищи то место, где описывается череп сего пазухами, легкие и сердце. Нашел? Читай вслух.

Следователь читал, Леонид Васильевич повторял это студентам.

— Ну что, орлы, — спросил он, — есть здесь признаки утопления?

— Не-ет! — заорали студенты.

— Слышал? — спросил он следователя.

— Так-то оно так, да что делать, если она признается.

— Скажи этой бабе, — Калинин секунды две помолчал, — что ей очень здорово повезло. Видимо, в тот момент, когда она стала его топить, он уже умер. Во всяком случае, дыхательных движений у него не было, мы с коллегами точно знаем это по объективным признакам. Говорю тебе твердо, он к тому моменту не дышал. Так что умер он все-таки от сердечной недостаточности, развившейся на фоне болезненных изменений в сердце, которые усугубило длительное, систематическое употребление алкоголя.

— Откуда ты знаешь, что он систематически употреблял, а не набрался только в тот день? — спросил следователь.

— Почитай описание печени, почек, сердца. Ведь мы иногда по материалам вскрытия знаем о человеке больше, чем те, кто прожил рядом с ним всю жизнь. Верно, коллеги?

— Да-а! — дружно заорали коллеги, довольные развлечением и передышкой. Одна экзальтированная девушка после занятия даже попросилась посещать научный кружок.

Следователь, раздраженный и усталый, вернулся в кутузку.

— Выходи! — грозно сказал он Ниночке.

— Не выйду! — сказала она и вцепилась руками в скамейку. — Требую справедливого правосудия!

— Ах не выйдешь… — тихо, вкрадчиво начал следователь. — А это не ты, часом, пришила тут одного чувака, приторговывавшего наркотиками? Да, может, ты и сама, того, употребляешь? То-то, я думаю, у тебя глюки!

— Вы что такую ерунду говорите? — взволновалась Ниночка. — Вы мне не тыкайте! Я сама пришла!

— Очень хорошо! — сказал следователь. — Раз ты непременно хочешь сидеть, мы на тебя вполне можем пару висяков повесить, и будешь отсиживать на полную катушку!

— Не надо на меня ничего вешать! — испугалась Ниночка. — Я только одного мужа утопила. Потому что он был свинья. Грубое, пьяное животное.

— Ты школу заканчивала? — спросил вдруг устало следователь. — Читать умеешь?

— Умею.

— Ты справку читала? Что тебе еще надо?

— Я думаю, они пропустили…

— Все вы так, нас за дураков держите, — сел на скамейку рядом с ней следователь. — Иди домой да больше не топи никого. А в судебно-медицинскую экспертизу отнеси коньяк. Поняла? И запомни на всю жизнь — ты свободна. Когда ты вошла в ванную, он был уже мертвым. И твоей вины нет. А за умысел пока никого не судят. Иди.

Ниночка встала:

— Извините. Я больше не буду! Я правда свободна?

Первые дни она порхала как бабочка. Составила список, наметила кучу дел. В первую очередь решила сходить в книжный магазин и купить новые книги. Привезла целую связку. Расставила по полкам. Несколько раз порывалась открыть, но читать не могла. Или засыпала, или шла в кухню и начинала что-нибудь есть. Или пила чай. И книги-то ведь были такие, что ей давно хотелось прочитать. И даже был среди них томик Эдгара По, которого так варварски спустили мальчишки с балкона, но и это не помогло. В голову ничего не лезло. Она пошла в театр, спектакль показался пустым. В Третьяковскую галерею — все надоело. Ей казалось, что портреты великих ухмыляются ей прямо в лицо. Мысль о том, что нужно куда-то пристроиться на работу, была ужасно противна. Раньше она умела хорошо печатать на машинке. Теперь пальцы совершенно не двигались, не слушались ее. Она как-то даже хотела было выброситься из окна, но квартира располагалась на втором этаже, и Ниночка побоялась, что не сможет насмерть разбиться. Подняться же наверх, на крышу, у нее не хватило сил. Запас денег уже иссякал, а она все не хотела и не могла на что-нибудь решиться. Днем она безвылазно сидела дома, вечером иногда выходила гулять. В угловом доме, недалеко, открылся большой ресторан. К подъезду подъезжали машины, швейцар открывал дверь, из огромной стеклянной пасти вырывалась музыка. Когда она бывала в ресторанах с Филом, ей казалось, что она попусту растрачивает свою жизнь. Фил зыркал взглядом по сторонам, оценивая незнакомых женщин, потом, как правило, напивался. Теперь времени было довольно, но настоящая жизнь так и не приходила. И ей захотелось ресторанной еды. Музыки, танцев, бокала вина.

«Нет в мире совершенства», — вздыхала она. К матери она тоже заходила редко. Маргарита Сергеевна стала раздражать ее своим неиссякаемым оптимизмом. «Зачем, к чему она так бодрится? — спрашивала себя Ниночка. — Кому это все надо?»

Сережа не оставлял ее. Заходил, иногда с цветами. Три вялые гвоздики ставились в вазу, а Сережа водружался на кухне и говорил часами. Упиваясь собственными рассуждениями, он обычно съедал все конфеты и печенье, какие были в доме. Ночевать его Ниночка не оставляла. Он сделал ей предложение.

— Не судьба, — короток был ее ответ. И Сережа с этим быстро смирился, не обиделся и продолжал так же часто заходить, болтать и поглощать сладости. Крошки застревали в козлиной бородке, которую он отпустил.

Однажды вечером раздался телефонный звонок.

— Алло? — Она взяла трубку и подумала, что кто-то ошибся номером. Близнецы не очень-то баловали ее теперь своим вниманием, а у матери как раз шел мексиканский телесериал. Маргарита Сергеевна в это время никогда не звонила.

— Нинок! От кого прячешься? — раздался в трубке хрипловатый, чуть насмешливый голос. Это был Ник.

— Я не прячусь, — ответила Нина, — просто у нас теперь разные интересы.

— Интересы зависят от нас самих, — глубокомысленно произнес Ник. — У меня к тебе дело. Я могу заехать прямо сейчас.

— Если дело — давай, — вяло согласилась Нина. — Бери ручку, пиши адрес…

— Адрес твой у меня есть.

— Откуда? От мамы?

— Без мамы, что ли, я не могу разобраться? Или в милиции у меня никого нет? Через пару минут взял адрес твоей новой хаты, вот звоню, уже подъезжаю. Сейчас припаркуюсь, открывай дверь. Да не хлопочи, у меня все с собой!

Хлопотать она и так бы не стала. В холодильнике лежал пакет с печеньем на всякий случай, для Сергея, да половинка плавленого сырка.

— К черту на кулички забралась! — первое, что сказал Ник вместо приветствия, снимая в коридоре куртку и по старой советской привычке обувь. — На тебя наехали, что ли?

— Проходи, — сказала она. — А ботинки надень. Тапок твоего размера у меня нет.

— Нет, в натуре, что происходит? — удивленно взирал Ник на остатки былой роскоши в крохотной комнате. Букет роз и два пакета с чем-то тяжелым он грохнул на стол в кухне. — Говори, когда наехали! Святое дело, еще все вернем!