Оружие без предохранителя - Михаил Нестеров

Михей позвал Тамиру.

– Помнишь, в Италии мы прыгали со скалы на плато?..

Это было сумасшедшее время. Их забросили в чужую страну для разведывательно-диверсионной работы, а они все равно находили время для развлечений. А если честно, то все это и было большим приключением: разведывательная группа Наймушина, в задачу которой входила переброска оружия и детализация объекта, приняла диверсионные функции, когда на границе провалилась основная группа капитана Левицкого.

Они не ведали страха, носясь на байках по горным дорогам и тропам и атакуя итальянских головорезов-контрразведчиков, уходя от погони на полицейской машине и принимая вызов на морском пароме.

Инициатором прыжка стал Витька Скобликов. Он, задрав голову и заслоняясь рукой от солнца, указал на пик: «Спорим, я спрыгну оттуда?» Никто с ним спорить не стал. Даже если бы он заявил, что на спор готов вниз головой с тридцатиметровой высоты прыгнуть, – проиграли бы. А потом Михей и Тамира помирали со смеху над тщетными попытками Скоблика затащить тяжеленный байк почти на вертикальную стену. Он не поднялся и на восемь метров. Но... не отступил. Он пошел на штурм рекорда без велосипеда. «Сломает шею», – высказал предположение Михей. «У него мотор закипел. Разобьется в лепешку», – поддержала его Тамира. Но ни она, ни Михей не стали останавливать безумца – бесполезно. Он сказал, что прыгнет, значит, надо дождаться результата. «Посмотрим на прыжок сверху, – предложила Дикарка. – Веселее будет».

Они поднялись на скалу. Скоблик был белее свежего снега. Он смотрел вниз – не на острые скалы, а на покатую площадку плато. Она находилась семью метрами ниже и пятью-шестью – дальше. В общей сложности прямая падения составляла десять метров, а по сути – это был угол падения. «Не дури, – сжалилась над парнем Тамира, – расшибешься, по частям не соберем». Скоблик несколько раз подходил к краю пропасти в поисках оптимальной точки для отталкивания, то наклоняясь, то отклоняясь. Наконец совершенно неожиданно для товарищей разбежался на пятиметровом доступном участке и, оттолкнувшись, камнем полетел вниз. У Дикарки даже дух перехватило. Наверное, впервые в жизни она схватилась за сердце. Обреченное «издец» застряло у нее в горле.

Скоблик летел вниз, размахивая руками, как мифический Икар, поддерживая равновесие, строго по вертикали, с прямыми ногами, солдатиком. А вот и контакт с землей. Ноги Скоблика подогнулись; показалось, одна быстрее другой. От того отчаянного прыгуна повело в сторону, и он перевернулся через плечо. И еще раз, сгруппировавшись плотнее. Он вскочил на ноги, но, потеряв от ряда кульбитов ориентацию, не сразу отыскал глазами товарищей. И махнул им рукой, радостно рассмеявшись и приглашая последовать своему примеру. Тамира покачала головой: «Не-а». Она была сумасшедшей, но не чокнутой.

...Михей сказал Тамире: «Помнишь, в Италии мы прыгали со скалы на плато?» – потому, наверное, что даже поступки погибшего товарища жили вместе с совершенными действиями Михея и Тамиры. Его прыжок был их прыжком. Разящий удар Михея, ставший последним для Трампа, посвящался Витьке: «Это тебе за Скоблика, сука!»

Дикарка поняла Михея с полуслова.

– Наверное, у нас нет другого выхода.

Она не высказала своих мыслей вслух: «Если разобьемся, то вместе».

* * *

Антона Черикова крупно трясло. Маска в районе носа и рта пропиталась влагой настолько, как будто он спал и видел сладкий сон, пустив слюну. Рация плевалась криками и стонами Оганезова. И замкомандира не мог избавиться от ощущения, что отделение попало в засаду. Ударное ядро его уже не штурмовало объект, а яростно отбивалось. Что там, черт возьми, происходит?! В чей адрес летит грязная брань командира: «Сука! Вот стерва!»

– Перекройте им выходы из дома!

Оганезов перешел на бытовой язык, назвав объект домом, заметил Чериков, крепко сжимая в руках «хеклер». Оганезов продолжал орать:

– Они уходят верхом! Будут выходить через первый, второй или третий подъезд. Других путей у них нет. КОНЧАЙТЕ с ними!

Пусть невнятная, истеричная, но это была команда к действию. Черикову оставалось только распределить роли. Он и его напарник оставили свои «теплые» места и вошли в подъезд. Чериков на ходу отдал распоряжение Андрею Хрымову – одному из тройки, взявшей под контроль тыловую часть здания:

– Слышал командира?

– Да, – прохрипел Хрымов.

– Бери первый подъезд.

– Есть!

Хрымов в свою очередь определил места для подчиненных и первым бросился к углу здания. Он автоматически выбрал тактику «длинного отступления», которая давала ему возможность сдерживать натиск противника, отступая от него. Но вначале нужно было занять высоту. Он, вслушиваясь в звенящую пустоту подъезда, преодолевал марш за маршем, держась стены, шаркая по ней амуницией, чтобы не попасть под обстрел через широкий просвет между перилами. И постоянно докладывал в рацию: «Я на втором этаже. На третьем». Четвертый этаж. «Они здесь!»

Хрымов услышал невнятный шум и четкий металлический стук. Он представил, как «отыграла» лестница под чьим-то весом. У него было два варианта на выбор: дать знать о себе, выстрелив из пистолета и тем самым загоняя преступников обратно на чердак, либо дождаться их здесь, на четвертом этаже, отыграв время. В последнем случае он здорово рисковал – это даже без учета фактически ликвидированной верхушки подразделения. И поступил разумно, «по-еврейски»: зачем ему приносить в жертву себя? Он выстрелил вверх из пистолета. Как отреагируют на это преступники? Что они предпримут? По сути, уже сейчас все пути к отступлению у них отрезаны.

Опасно. А кому нет? Хрымов понял, что у Черикова и его напарника самая безопасная позиция. Вдвоем они перекрывали путь виртуальному противнику, тогда как материальный уходил в ином направлении. С другой стороны, они первыми смогут оказать помощь раненым товарищам.

* * *

...Когда Михей и Тамира подбежали к краю крыши, голова закружилась даже у Михея. Он смотрел на землю с высоты девятиэтажного дома. Не стало легче и от того, что он перевел взгляд на крышу соседней пятиэтажки, которая за счет высокого чердака была чуть выше других пятиэтажных домов. В итоге – три с половиной этажа разницы, шесть метров пропасти между зданиями.

– Сначала я. – Михей забросил «бизон» на крышу соседнего дома. Дикарка «хеклер» оставила при себе, контролируя обстановку. – У нас нет другого выхода, – повторил он. – После убийства спецназовцев нас живыми брать не будут.

Он вспомнил (как будто это было час назад), как Скоблик приземлялся на плато в итальянской Равенне: ноги вместе, но одна чуть поджата, всего на несколько сантиметров по отношению к другой, и это позволило ему после приземления сгруппироваться так, чтобы перекатиться через плечо, и этот момент можно было назвать «технической группировкой». Если бы он держал ноги ровно, то переворот получился бы через голову, что на такой высоте равносильно самоубийству.

Крыша соседнего дома была с трубчатым ограждением, двускатной и пологой – настолько, заметил Михей, что при приземлении его повело бы по наклонной поверхности. Так что в этом случае прием Скоблика, названный Михеем «технической группировкой», здесь был явным перебором.