Платит последний - Ольга Некрасова

— Ты не виноват, — признал Сергей Петрович. — Но я не для того просил, чтобы она со мной разводилась. Мне нужна жена, хозяйка дома.

— Я не понимаю ваших обычаев, — повторил Гусейн.

— Мне ведь скоро пятьдесят, Гусейн, — доверительно сказал Сергей Петрович. — Волосы крашу, а так седой весь. И я никто. Ну, деньжат прикопил с твоей помощью, но все проблемы деньгами не решишь. А я хочу стать ректором.

— Хорошее дело, — вставил Гусейн.

— Само собой! — взвился Сергей Петрович. — Если я шестерых твоих родственников устроил в институт, то, конечно, хорошее!

Он злился на самого себя, потому что надо было вслух и попросту объяснить Гусейну вещи, о каких ни вслух, ни попросту не говорят.

Во всяком профессиональном кругу люди растут поколениями. В одной студенческой общаге жили, потом в одной конторе работали, друг другу доверяем и друг друга подсаживаем. Задержался на карьерной лестнице — и ты чужак в окружении молодых конкурентов и не помощник своим ушедшим наверх руководящим однокорытникам. Тогда не рассчитывай и на их помощь, разве что из милости. По гроб сиди на своей ступеньке.

Такое уже было с Сергеем Петровичем тринадцать лет назад — проклятая цифра. В тридцать пять он оставался старшим преподавателем, и этим все сказано. Защиту готовой диссертации ему срывали под совершенно дурацким предлогом. «Вот вы, товарищ Парамонов, разрабатываете противоугонные системы для автомобилей, а между тем преступность в социалистическом обществе неуклонно снижается. У ваших изобретений нет будущего!»

Тогда он женился на Лиде, дочери профессора Рождественского, читавшего у них в автомобильном исторический материализм. Тестя боялись. Время от времени его социологические очерки публиковала всемогущая «Правда». Хотя, как и всякий социолог, он писал о массовых явлениях в обществе, обойтись без живых примеров было невозможно, и эти живые примеры, случалось, клали партбилет на стол или тихо уходили на пенсию. С таким тестем Сергей Петрович и защитился блестяще, и быстро, по накату, стал доцентом. Хотя Рождественский ему не протежировал. Он просто был, и этого оказалось достаточно, чтобы противоугонные системы из не имеющих будущего моментально превратились в перспективные и способствующие снижению преступности.

А дальше — стоп. Наука перестала кормить. Раньше ученая степень была сама по себе кормушкой, а теперь стало нужно ее продавать хозяевам кормушек. Приятель Сергея Петровича, тоже доцент, добился заказа на проектирование подземного гаража; через два года глядь — а он совладелец строительной фирмы и уже доктор наук, причем под свою докторскую степень лупит с клиентов втридорога.

Тесть одно время опустился до того, что обменял свою профессорскую квартиру на меньшую, а доплату проел за год. Хотя потом, как пишут в газетах, нашел себя в рыночных условиях, сколотил бригаду вольных социологов и стал проталкивать кандидатов на выборах.

А Сергей Петрович завис над пропастью второй раз. И второй раз его должна была спасти Лида.

«Хочу стать ректором» — это Гусейн, положим, хорошо понимает. Другое дело — как стать ректором. Не деньги же совать направо и налево. Совсем без денег тоже нельзя, неприлично, как без штанов. Но и только с деньгами нельзя — не принимают в круги, где принято расплачиваться должностями, коммерческими заказами и прочим, что найдется в кормушке.

Связь с Гусейном — сильное платежное средство. Гусейн и это понимает. Сергей Петрович познакомил его с председателем Ученого совета: «Гусейн, это очень уважаемый человек в нашем институте» — только и было сказано, и Гусейн не пикнув поменял уважаемому человеку битую «восьмерку» на вполне приличную «десятку». Объяснил, что у них на юге другие цены, к тому же в Азербайджане помнят его, Гусейна, футбольное прошлое. Дескать, любой сочтет за честь купить у него эту «восьмерку» по цене новой, еще и хвастать будет: знаешь, кто мне машину продал?! А «десятка», между нами, тоже аварийная, досталась по случаю, дешево (Сергей Петрович знал, по какому случаю: мальчики ее угнали, нарвались на ментов, стали уходить и помяли, — однако это в скобках). Так что не волнуйся, дорогой, вот тебе ключи, вот тебе документы, садись и езжай… Уважаемый человек сел и уехал, став с тех пор человеком Сергея Петровича.

Но так просто взять можно не всякого. Сергей Петрович уже сказал Гусейну: ему нужна жена, хозяйка дома. Говорить дальше открытым текстом не хотелось. Это звучало бы грязненько. Примерно как если бы он объяснил председателю Ученого совета, что купил его за ворованную машину.

— Мне нужно, чтобы жена принимала моих гостей и не фыркала, — решился Сергей Петрович (Гусейн кивнул: конечно, на то она и жена). — А то, видишь ли, один много пьет, другой куда-то не туда ей заглянул…

— Я понял: тебе нужна не жена, а блядь, и ты стал делать блядь из жены, — нейтральным тоном произнес Гусейн. — Лида была тебе верная жена. Тогда ты для начала велел стащить ее с Вадимом. Только зачем, Сирожа? Блядей можно вызвать по телефону сколько хочешь, а жен у вас по одной.

— Ты не понял, Гусейн, — вздохнул Сергей Петрович, хотя суть этого дела Гусейн понял точно. — Я вожу кого надо в сауну с девочками и плачу за сауну и за девочек. Но эти люди прекрасно умеют считать и расплачиваются со мной по той же цене. Вот было у нас в институте приглашение на заводы «Фиат», и послали меня. Ну и что толку? Я мог бы не тратиться на девочек, а за те же деньги купить поездку в Италию. Нет, Гусейн, мне нужна именно жена. Моя жена, дочь Рождественского и кандидат наук. Докторскую я защищаю через месяц, еще два года себе даю на то, чтобы стать профессором, а через три года выборы, и я должен стать ректором. Нужно, чтобы она мне помогла. Мужчине с мужчиной, чтобы перейти на «ты», нужны годы, а женщине с мужчиной хватает одной ночи.

— А ей ты это говорил? — поинтересовался Гусейн.

— Не такими словами, но говорил. А она, стерва, подала на развод!

Сергей Петрович поймал себя на том, что снова кричит. А мальчики в гараже, стало быть, слушают. Он потянулся к бочонку и нацедил себе и Гусейну по маленькому пузатому стаканчику. Название этих стаканчиков отчего-то забывалось, хотя Гусейн сто раз говорил.

— За тебя! — Сергей Петрович, как любил, поднял стаканчик выше головы и посмотрел сквозь него на окошко в потолке. Коньяк чуть отдавал в красноту. На оконном переплете сидела ворона. Казалось, что она шпионит. — У нас с тобой самые прочные отношения, потому что есть взаимный интерес. А у нее… — Коньяк штопором ввинтился в пищевод. Сергей Петрович рукой цапнул с тарелки остывший кусок осетрины и зажевал. — У нее, — сказал он с набитым ртом и сглотнул, — интерес только к моим деньгам, да и то, понимаешь, не к тряпкам каким-нибудь особенным и не к золоту. Пожаловаться не могу — не жадная. Ей деньги нужны, чтобы не обращать на них внимания. Своя зарплата — на такси, на шпильки и на фрукты. А кормил-одевал ее сначала отец, потом я. Да ей бы в голову не пришло уходить, если бы не твой Вадим! Ему что было сказано? Переспал и послал на хер с особым цинизмом. Чтоб мужа больше ценила и не ломалась. А он жениться решил. На кой ему жениться?! Она для него старуха, лет на пять старше!