Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Гарольд Шехтер

– Насколько мне известно, нет, – ответил я. Тем не менее, в свою очередь оглядев руки, я обнаружил длинную и несколько необычную рваную рану, протянувшуюся через всю правую ладонь.

– Должно быть, порезался, когда Отис сбил меня на мостовую, – удивленно проворчал я. Дело в том, что анестезирующее воздействие выпитого пунша сделало меня совершенно нечувствительным к любым ранам. Однако теперь, заметив порезанную ладонь, я ощутил, как ее в высшей степени неприятно пощипывает.

– Какой неприятный порез, правда, просто страшно смотреть, – сказал директор. – Но погоди! У меня есть то, что как раз пригодится!

Вскочив на ноги, директор подошел к большому шифоньеру красного дерева, стоявшему позади стола, и начал рыться в ящиках.

– Посмотрим, посмотрим, это должно быть где-то здесь – только на днях мазал. Скажи спасибо старине Фордайсу. Никогда бы не узнал, что такое существует, если бы не он… привез мне из своей последней поездки в Бостон. Величайшее медицинское чудо, когда-либо придуманное человечеством! Даже не знаю, сколько раз оно меня выручало. Взять хотя бы прошлую неделю, когда в Зале Ракушечных Чудес я обновлял свою всемирно известную коллекцию редких ракушек из южной части Тихого океана и порезал – да что там порезал, чуть не отрезал – мизинец, задев за край гигантского Наутилуса. Великолепный образец, самый большой из существующих, ты и представить не можешь, сколько я за него выложил. Драгоценная вещь, но края – как бритва.

Кровь так лилась, что я уж подумал, что мне конец, чуть не составил завещание и не договорился о похоронах. Потом намазал всего-то капелькой этого поразительного притирания. Действует, надо сказать, моментально… я буквально тут же почувствовал, мой мизинец ожил! А через два дня был как новенький! Самая поразительная штука в мире! Даже следа не осталось! Ах вот оно! – неожиданно воскликнул он. – Чудодейственный бальзам доктора Фаррагута. Исключительно из натуральных компонентов!

Держа в руке восьмиугольный кобальтово-синий пузырек, директор двинулся через кабинет в моем направлении. Однако, достигнув середины пути, он резко остановился, вытаращив глаза, словно осененный внезапной гениальной идеей.

– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Ну конечно! Как же я не подумал! Фордайс, ведь это ты недавно говорил мне, что твоя невестка консультировалась у доктора Фаррагута?

Поставив кофейник на стол рядом с диваном, друг Барнума разоблачился, сняв шляпу и плащ, и теперь сидел в голландском кресле с высокой спинкой, небрежно закинув нога на ногу.

– Все верно, Ф. Т. Бедняжка ужасно мучилась от опоясывающего лишая. Лучшие врачи в Кембридже ничегошеньки не могли сделать – самый тяжкий случай, который им приходилось видеть. Тут-то она и услышала о Фаррагуте. И поехала в Конкорд показаться ему. Дальнейшее вам известно, она полностью вылечилась. Совершенно очевидно, что этот человек своего рода чудотворец. Он практикует, основываясь на томсоновских принципах, в которые, впрочем, внес кое-какие усовершенствования. Этот бальзам как раз одно из его творений.

– Томсоновских? – переспросил Барнум, на сей раз окончивший свой переход через кабинет и остановившийся передо мной.

– Слышал, конечно, хотя, притворяться не стану, знаю об этом маловато. Вот, По, возьми и втирай понемногу в рану. Будешь приятно удивлен, нет – поражен результатами.

Учитывая пристрастие директора к гиперболам, я отреагировал на его призыв с немалой долей скептицизма. Тем не менее я не видел причин отказываться. Поставив пустую кружку на стол рядом с собой, я взял пузырек из протянутой руки и вытащил пробку. Из пузырька моментально вырвался резкий, хотя отнюдь не неприятный запах, среди составляющих которого я распознал мяту, камфору и бальзамическую пихту. Осторожно засунув левый указательный палец в горлышко, я достал немного притирания и намазал им рану. Упоительное тепло моментально растеклось по всей ладони, и острые болезненные ощущения стали стихать.

– Хотя пока еще преждевременно оценивать окончательную эффективность этого вещества, – сказал я, – быстрота, с какой оно уже успело облегчить боль, произвела на меня впечатление. В конце концов, оно подкрепляет реальность притязаний томсонианцев, насчет теорий которых я уже питал немалые сомнения.

Ах, так ты знаком с томсонианцами? – спросил Барнум. – Впрочем, что за глупый вопрос. Поверь мне, Фордайс, нет такой темы, о которой этот По не слышал хотя бы краем уха. Повторяю, этот молодой человек – подлинный и неиссякаемый источник информации, ходячая энциклопедия! По сравнению с ним синьор Бертрелли, мое Замечательное Умственное Чудо, обыкновенный простак!

Проигнорировав эту экстравагантную (если не вовсе неоправданную) хвалу моей эрудиции, я заметил:

– Мое знание томсоновской системы проистекает из биографии ее основателя, доктора Сэмюеля Томсона, написанной одним из его правоверных почитателей и присланной мне на рецензию его издателем. Сразу вслед за смертью своей возлюбленной матери – смертью, которую он прямо приписывал медикаментам на основе серы, мышьяка и прочих минералов, прописанных ее врачом, – молодой Томсон обратился к изучению медицины на основе трав, в которой видел более предпочтительную альтернативу общепринятым способам лечения. Его поиски в этой области в конце концов позволили ему сформулировать собственный метод, названный им «ботанической наукой». Такой подход исходит из предпосылки о том, что, поскольку тепло является источником жизнедеятельности всех живых организмов, следовательно, холод есть конечная причина всех заболеваний. А следовательно, томсоновская лечебная система в значительной степени сводится к попытке различными средствами поднять температуру тела больного.

– Ах, так вот, – сказал Фордайс, – вот почему моя невестка, следуя режиму доктора Фаррагута, постоянно ходила в баню!

Действительно, это одна из ключевых особенностей режима Томсона. Не менее, если не более, важны различные медикаменты, в состав которых входят такие «горячие» ботанические вещества, как кайенский перец и lobelia inflata, более известная под названием индийского табака.

– Но это же абсолютно логично! – воскликнул Барнум, вновь занимая свое место на диване. – Никакой мистификации! Одевайтесь потеплее, не принимайте никаких шарлатанских снадобий и положитесь исключительно на естественные медикаменты, щедро предлагаемые нам матерью-природой!

– Согласно его биографу, – сказал я, – доктор Томсон, умерший несколько лет назад, действительно гордился простым и здравым смыслом своего метода и рассматривал шаманский язык профессиональной медицины как сознательное затемнение смысла, призванное наделить исповедующих его врачей видом ложной учености. В последние годы принципы «ботанической науки» были увековечены несколькими из его последователей, среди которых доктор Фаррагут – явно один из наиболее выдающихся. Что касается успехов лечения, то почему не учитывать восторженных отзывов тех, кто испытал его на самом себе? Нет сомнений, что по всей Новой Англии найдется немало людей, которые готовы поклясться его системой и относятся к ее основателю с ревностью, граничащей с религиозным пылом.