Теща Дракулы - Анастасия Монастырская

Тем временем отправил Мехмед доверенных людей к сербам и потребовал от них 15 сотен коней. Нанял лучших корабельщиков, чтоб построили тридцать боевых кораблей, но не на море, а в густом лесу, укрытом от любопытных глаз. Удивились корабельщики, но, зная крутой нрав султана, возражать не стали.

Вот пригнали сербы пятнадцать тысяч коней, и каждый жеребец как на подбор — сильный, резвый и выносливый. В тот же день поставили паруса на сделанные корабли, установили пушки на палубах, закрепили под ними бревна-салазки, и густо-густо смазали повозки жиром. Увидел Мехмед приготовленное и крякнул от радости и восторга:

— Теперь уж будет Константинополь мой!

— Мой, мой, мой! — подтвердило услужливое эхо.

Вскоре в Мраморное море вошла турецкая эскадра из 330 грузовых судов. Одновременно по суше подтянулась и черная орда. Так Константинополь оказался в осаде. И дал Мехмед сигнал к атаке! Распахнулись ворота построенного замка, и хлынула темная орда на Константинополь. Обстреливали столицу из пушек, да не абы как, в заранее отмеченные места, чтобы пехота и конница легко прошли.

Греки не желали сдаваться: перерезав всех турок в городе, стали готовиться к обороне. Но когда рассеялся дым, увидели византийцы огромные стремительные корабли, идущие не по морю, а по суше. Пока неслась боевая эскадра по земле, бортовые пушки вели по Константинополю огонь! Так и прошла посуху, достигнув воды. Как оказалась в море, бой разгорелся с новой силой.

Восемь недель длилась осада, которую держали пять тысяч человек. Пять тысяч против двухсот тысяч обученных воинов! Час за часом турецкие пушки крушили стены, пробивая вековую броню.

И дрогнул Константинополь.

Ворвавшись в город, турки перебили жителей, а сама столица по приказу Мехмеда была отдана на разграбление победителям. Остатки Византийской империи — крепости Силимврия, Эпиват, новая Фокея пали в течение месяца. На невольничьих рынках появился новый товар, который, впрочем, теперь уходил за бесценок: слишком уж много рабов принесла война с Византией.

* * *

Мехмед не собирался останавливаться на достигнутом. Одно за другим ему подчинялись новые государства, и только маленькая православная Валахия под предводительством Дракулы — Дракона — противостояла Османской империи. Этой зимой Влад сам атаковал турок, собрав небывалый поход на болгарские земли. Пронесся смерчем на радость Европе, и на раздумье и ужас врагам. Никто из пленных турок в живых не остался. Да и брал-то их Влад только ради развлечения: вдоль всех дорог растянулся частокол с трупами. Над ними кружилось воронье, восхваляя смелость и жесткость победителей. Болгары в ужасе осеняли себя крестом, но возразить освободителю не посмели: покорно пошли вслед за ним — в Валахию. После нескольких военных походов княжеству требовались новые верные подданные.

Европа также приветствовала князя-победителя. Итальянский посол, прибывший в княжество, привез богатые дары и как бы, между прочим, сообщил, что отныне жителей Валахии называют «Draguli», в честь их бесстрашного князя.

— Драконье племя, значит, — усмехнулся в усы Влад. — Что ж, пусть неверные знают, что драконы выжгут дотла их нечистые земли. Никто из моих людей не подчинится Османской империи. Не на словах, так на деле. Недолго мне отсалось платить позорную дань.

На словах бахвалился, но в глубине души знал — войны не миновать. Словно кость в горле, Валахия стояла на пути турецкого султана Мехмеда II. Ситуацию осложняло и то, что младший брат Влада — Раду Красивый, ныне ходивший в фаворитах у Мехмеда, претендовал на престол Валахии, забыв о традициях и доблести предков.

К Мехмеду у Влада был свой счет. Он до сих пор не забыл, как вместе с братом был отправлен к турецкому султану в качестве малолетних заложников. «Ты — всего лишь мясо, — приговаривал султан. — Захочу, сегодня же сделаю из тебя люля-кебаб. Захочу — будешь евнухом в моем гареме». Когда Владу исполнилось пятнадцать, он бежал. Раду, который всегда был труслив, остался.

Единственная помощь — союзники. Римский папа Пий II, вдохновленный знаниями и образованностью молодого князя, обещал дать деньги на новый крестовый поход. Не помешали даже различия в вере. С верой можно разобраться и потом. Всяко она у них одна — христианская. Протекцию валашскому князю сделал Штефан, молдавский король и любимец королевства польского.

Венгерский король Матиаш Корвин неизменно называл Влада «любимым и верным другом» и в случае вторжения турок обещал предоставить свои войска. Были и другие заверения в преданности и братстве. На верность присягнули почти все европейские государи. Вот только Влад им не поверил ни на грош. Втихаря да с оглядкой на Турцию клялись. Как знать, что сделают, если и впрямь придет нужда? Человеческое коварство имеет разные обличья. И одно из них — трусость.

Сам Влад не боялся смерти. Не боялся и боли. Не раз был ранен, не раз слышал над собой отходную молитву, но Бог оказался милостив к своему верному сыну и оставил на грешной и суетной земле. Вот только более не радовала божья милость — сердце сушила тоска. Запретная страсть. Негоже мужу желать чужую жену. Но любил и желал, с каждой новой встречей все сильнее и сильнее.

* * *

Сказывают, был у предков греческих бог один. По виду — смешливый карапуз, но как пальнет острой стрелой, смазанной любовным ядом, так точнехонько в сердце попадет. В сердце любовь и разгорается. Принесешь богу подарок, будет она счастливой, нет — от тоски зачахнешь.

Врасплох застала Влада любовь. Глянул, и все, пропал! Не успел сердце прикрыть. Кольнуло. Да так, что не вытащить теперь занозу, больно крепко сидит. Была б просто страсть, так и взял бы, не посмотрев, что чужая жена и родственница ему. Вовремя понял, эта женщина не из тех, кого насильно можно удержать. Как кошка, которая всегда ходит сама по себе.

Легко чужие судьбы судить, а как вот со своей разобраться?

— Что-то ты смурной в последние дни ходишь, твое величество. Ни улыбки, ни радости — одни огорчения. Вот и Виорика сказывает, что характер у мужа испортился. Раньше смеялся и шутил, теперь хмуришься и сердишься. Уж не знает, как тебе и угодить. Может, чаще в спальне нужно бывать? Женская ласка целебной силой обладает, в миг твои печали исчезнут, а там, глядишь, и наследник не заставит себя долго ждать. Боже мой, весь горишь. Никак жар у тебя?! Простыл?

— Не стоит волноваться. Кровь вскипела. Мне и болячки не к лицу. Господарь я.

— Если княжеством правишь, то и не человек ты со всеми слабостями? Так недолго извести себя…

Прохладная рука легла на лоб, и стало хорошо. Так бы и сидеть вечность, чувствуя прикосновение. С ней Влад всегда становился другим.

— Отчего, когда беседую с тобой, не гневаюсь и не сержусь? Ни о войнах, ни о смерти не думаю, иной мир открывается, и мысли разные в голову лезут. До того смешные, что страшно признаться.

— Какие мысли, твое величество?

— Отчего люди, как птицы не летают? Почему рак на горе свистит, а потом краснеет? Можно ли запрячь в телегу коня и олениху воолокую? И что за змей тот был, что Еву сумел соблазнить, чтобы она и рай, и мужа оставила?