Иван Калита - Юрий Торубаров

Кто-то из купцов очень нахвалил Миняя Ивану Даниловичу. Князю такой человек потребовался в связи с тем, что ему удалось добиться у хана Узбека права на сбор дани для Орды. Однажды в разговоре с боярином князь спросил о нём. Голова боярина работала хорошо. Он сразу понял, почему князь о нём спросил, и не стал ничего скрывать. Прошёл небольшой срок после этого разговора, и князь попросил прислать его, чтобы помочь разобраться кое в каких делах. Тот сразу показал свои знания и ум, чем очень понравился князю. Но, чтобы допустить его к своим денежным делам, он решил его проверить. Ему подбрасывалась деньга. То он находил золотой в своём кармане, то, идя по проходу, видел блестящую монету на полу. Другой бы положил себе в карман и поминай, как звали. Мало ли пройдёт здесь народу! А Миняй нет принесёт её и отдаст князю. Наконец Иван Данилович решил привлечь его к своей главной работе.

И вот однажды Миняй был приглашён в княжескую одрину. Он увидел князя за столом, на котором лежала куча денег. Глаза у Миняя заблестели. Князь понял помощника и пояснил:

— Не мои, ханские.

— Дань? — уточнил тот.

Князь кивнул. Миняй сощурил глазища и проговорил, поглядывая на холщовые мешочки, куда надо было раскладывать деньгу:

— Сюда класть?

Князь опять кивнул. Миняй присел и начал отсчёт. Дойдя до двухсот, князь, внимательно следивший за счётом, положил руку на его пальцы. Тот понял, что этот мешочек заполнен. Миняй посмотрел на Ивана Даниловича и спросил:

— Князь, это первая дань, которую ты повезёшь в Орду?

— Да. А что?

— Предлагаю бросить по одной лишней монетке.

Князь мгновенно уловил его мысль.

— Недаром о тебе говорят, что ты ловкач!

С той поры так и делали. В Орде клюнули на эту миняевскую хитрость. Хан расценил её как сильное желание московского князя быть верным сборщиком его дани. А если хан думает так, кто мог думать в Орде по-другому?

Вот и сегодня Миняй выполнял свою обычную работу. Опять перед ним огромная куча монет давно знакомые холщовые мешочки. На прежнем месте и связка ключей от тайника, где князь хранил своё богатство. Ключи князь никому никогда не отдавал. Двери хранилища открывал только сам. Даже если бы был сильно хворым.

— Ну, начинай! — произнёс в какой раз князь, перекрестясь, и посмотрел на Миняя.

— Ага, — ответил тот, подвигая свой ослон ближе к столу.

Он отгрёб монеты и, взяв мешочек, стал кидать по одной. Дойдя до двухсот взял ещё одну монету и по привычке посмотрел на князя. Князь, как обычно, кивнул. Когда Миняй протянул руку за очередным мешочком, князь произнёс:

— Подожди!

Тот отдёрнул руку и вопросительно посмотрел на князя.

Иван Данилович усталым движением потёр глаза, потом повернулся к Миняю.

— Повременим, — сказал он и добавил: — просвети лучше, о чём народ говорит.

Его пристальный взгляд заставил Миняя вздрогнуть. Уж не один год он рядом с князем, но никак не мог привыкнуть к его взгляду: недоверчивому, сверлящему, так и лезущему в душу. Он поёжился и покосился на князя.

— Да... обо всём.

Князь взгляда не отвёл. Миняй ещё сильнее сжался и сказал:

— Говаривают, младшенький Стародубцев чуть не пожог своих братьев.

Князь покачал головой.

— И этому молокососу власть нужна, — грубо произнёс он и отвёл наконец взгляд от помощника и посмотрел в окно. Там кружила стая ворон, что-то высматривая в холодном свинцовом небе. — Никак падаль выглядели, — произнёс он, чем сильно удивил Миняя, который ждал от него вопроса.

Миняй посмотрел в окно и, увидев ворон, догадался, чем в это мгновение были заняты мысли князя.

— Все жрать хотят — произнёс Миняй.

Князь посмотрел на него. Уголки губ его задрожали. Но он сдержал улыбку.

— Ты сказал, что сын Стародубцева хотел убить своих братьев? — несколько суровым тоном спросил князь.

— Пожечь, — поправил тот.

— От кого слышал?

— Да сам Васька Стародубцев сидит у тя в сенцах. Всё и расскажет.

— Зови.

Митяй мотнул головой князю и шустро выскользнул за дверь.

Иван Данилович хорошо знал старшего Стародубцева — Фёдора — и его сестру Варвару. Они были рослыми, могучими людьми. И у князя как-то ненароком мелькнула мысль: «Надоже, такой крепкий дубок, а слёг...»

В это время скрипнула дверь, и на пороге показался младший брат Фёдора — Василий Стародубцев. Князь метнул на него взгляд. Ему показалось, что тот выглядел как-то растерянно, замялся на месте. Василий был среднего роста, кряжистый, густая тёмно-русая борода начала седеть. Маленькие свинячьи глазки со складками на веках выдавали его хитрый, скрытный характер.

— Иди сюды, князь, — грубовато промолвил Иван Данилович и указал перстом на кресло.

Василий, подойдя, поклонился ему и сел.

— Сказывай, что случилось, — глухо произнёс Иван Данилович.

— Да что. Братец-то мой сильно занемог и уехал с супругой к игуменье Евлампиевне. Ну а младший-то его сыночек как головой рехнулся. Хоромы-то и поджёг. Митька-то спасся, а Иван... Иван сгорел.

Иван Данилович заходил по горнице.

— Так... Поймать его надоть. Судить буду. Если всё так... — он в упор посмотрел на Василия.

Глазки того забегали.

— Гм, — усмехнулся Данилыч, — что, не споймал?

— Не споймал, — тяжело вздохнул Василий.

— Споймаем, — Иван Данилович остановился, — таких в живых не оставляют.

Отпуская Василия, Данилыч сказал:

— Скажи Миняю пусть заходит.

Когда тот вошёл, князь приказал:

— Складывай деньгу в сумы. Полежу на место.

Князь помог ему управиться, и они пошли в сенцы. Загремели ключи: то князь открывал невидаль для московитов — железную дверь.

— Свечу возьми, — приказал он.

И Миняю, оставив сумы, пришлось бежать назад.

Князь спускался по крутым ступеням со свечой в руке. Поставив свечу на выступ, открыл дверь. За ней была другая дверь, и тоже железная. Князь сам взял сумы и занёс в схрон.

— Ну, я побёг, — сказал Миняй, когда князь стал закрывать за собой дверь.

В схрон, где Иван Данилович хранил сокровища, он никого не пускал. Даже таких приближённых бояр, как Кочева и Миная. Не дай бог, кто словом обмолвится: язык-то длинен, выпьют лишку, захотят похвастаться. А уши у баскака большие. Услышит ненароком — беды не оберёшься.

Войдя в схрон, он поставил свечу на край стола и строгим хозяйским оком пробежался по своему богатству. И не сдержал улыбки. Усмехнувшись, произнёс, вероятно, представив себе, что рядом кто-то находится: «Нет, добрый человек, не ради корысти по крохам сбираю я это добро! Оно предназначено не для того, чтобы им кичиться, а для того, чтобы с его помощью сбросить опостылевшее татарское иго». Он вздохнул. Огонёк в свечи заколебался. Тень на стене задвигалась. Ему в голову почему-то пришла мысль: «Не дай бог войну!» Взгляд князя опять пробежал по мешкам с деньгами, драгоценностями в ларцах. «Сколько всего этого уплывёт! Да какие у нас войны — соседские. Подрываем только свои силы!» — с горечью подумал он.