Позови меня - Барбара Картленд

Она повернулась и вышла в сад, ничего не видя перед собой. В первый раз она не замечала великолепия цветов и красоты снежных вершин, которые всегда приводили ее в восторг, заставляли сердце учащенно биться.

Она отошла довольно далеко от зданий санатория — здесь, среди огромных сосен, стояли скамейки для больных, которые не могли совершать дальние прогулки.

Было очень тихо. Слышались лишь шум водопада да жужжание пчел — они кружили над кустарниками, растущими в расщелинах скал.

И тут, уверенная в том, что ее никто не видит, она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Наверное, она долго так проплакала, прежде чем услышала рядом какое-то движение и мягкий мужской голос:

— Вы плачете по вашей матушке?

Марина обернулась — слезы еще текли по ее щекам.

Рядом с нею сидел молодой человек — она узнала Элвина Фаррена, американца, с которым ей не приходилось раньше разговаривать — он жил в отдельной хижине в парке санатория и никогда не обедал в столовой.

— Мама не умерла, — быстро сказала Марина, отвечая на невысказанный вопрос, — но я знаю — доктор Генрих думает, что она умирает. — Девушка достала из-за пояса платок и вытерла слезы. Ей стало стыдно, что она позволила себе так расслабиться.

— Вы не должны терять надежды, — сказал Элвин Фаррен.

Марина ответила не сразу:

— Я боюсь смерти, и мне кажется, ее все боятся.

— Может быть, смерти других людей, но только не своей.

Марина посмотрела на него и поняла, что этот человек очень болен. Он был невероятно худ, так что кожа казалась почти прозрачной, а предательски яркие пятна на скулах были красноречивее всяких слов.

— А вы не боитесь?! — удивленно воскликнула она. Он улыбнулся в ответ, и лицо его преобразилось.

— Нет.

— Но почему?

Он перевел взгляд на горы, где островки снега, сохранившегося после зимы, ослепительно сияли в солнечных лучах. После затянувшегося молчания он сказал:

— Вы хотите услышать искренний ответ или стандартный?

— Конечно, мне нужен искренний ответ. Я, например, боюсь смерти, потому что это — пустота. — И добавила, имея в виду себя: — Не только для того, кто умирает, но и для тех, кто остается.

— Для тех, кто умирает, — сказал Элвин Фаррен, — это захватывающее путешествие, освобождение духа и ожидание чего-то неизведанного! — Он взглянул на нее, чтобы удостовериться, что она слушает, и продолжал: — Вы никогда не думали, что наше тело — это страшная обуза? Если бы оно нас не сковывало, не привязывало к земле, мы бы могли свободно летать! В любые уголки земли, на луну и даже в четвертое измерение.

— Мне кажется… я понимаю, о чем вы… говорите, — нерешительно произнесла Марина, широко раскрыв сияющие серые глаза.

Никто и никогда не вел с ней подобных разговоров.

— Что же касается нашего одиночества на земле, — продолжал Элвин, — то оно вообще невозможно. И знаете почему?

— Почему?

— Потому что вы — часть одной большой жизни. Посмотрите на эти цветы. — Он указал на голубые цветочки горечавки, растущей перед ними на камнях. — Ведь они живые. Такие же живые, как и мы с вами. Они не только живут, но и чувствуют так же, как мы.

— Откуда вы это знаете?

— У меня есть друг, который много лет изучал, как реагируют растения на окружающий мир. Так вот, он считает — и я, между прочим, тоже, — что растения могут чувствовать, потому что, как и мы, обладают… космической силой, которую мы называем жизнью.

— Объясните… объясните мне это! — умоляюще сказала Марина.

Она была зачарована словами незнакомца и смотрела прямо в его глаза, интуитивно чувствуя, что должна сейчас быть к нему как можно ближе.

— Буддисты никогда не рвут цветов, — начал Элвин. — Они верят, что, прикасаясь к цветку и передавая ему таким образом свою любовь, они приобщаются к его жизни, а он становится частью их самих. — Улыбнувшись, он продолжал: — У меня на родине индейцы, если им нужно пополнить свою энергию, отправляются в лес — вот такой же, как этот. Вытянув вперед руки, они прижимаются спиной к сосне и таким образом заряжаются от нее энергией.

— Это понятно, — сказала Марина, — и я уверена, что так оно и есть. Когда я гуляю одна в лесу, мне тоже кажется, что деревья живые — чувствуется, как в них что-то бьется, и от этого воздух вокруг будто дрожит.

— Ну так как же вы можете быть одинокой, если все кругом наполнено жизнью?

Все его речи были так понятны там, когда они сидели в соснах и смотрели на цветы! Но сейчас, в этой тесной маленькой спальне на Итон-Террас, Марина почувствовала, что ей просто необходима помощь. Ах, если бы она могла сейчас поговорить с Элвином так же, как они часто потом разговаривали после их первой встречи!

Здоровье миссис Мильтон немного улучшилось, и доктор Генрих сказал, что она сейчас в безопасности. Марина тут же пошла к Элвину — ей просто не терпелось поделиться с кем-нибудь своей радостью — и нашла его на веранде хижины. Он пригласил ее посидеть вместе с ним, и она изумилась, какой прекрасный вид открывается с его веранды вниз на долину и далекие горы на горизонте.

Сначала девушка боялась быть ему в тягость, но вскоре поняла, что он радуется ее приходу, и, когда не была занята со своей матерью, приходила к нему на веранду, и они вели долгие беседы, вдыхая живительный горный воздух.

Почти всегда их разговор касался мистических явлений — Элвин считал, что они существуют в других измерениях, и поэтому люди их не понимают и боятся.

— Наш мир — материальный, — говорил Элвин. — И он лишь бледное отражение другого мира — нематериального, который гораздо более развит и умственно, и духовно.

— Но предположим, что есть кто-то вроде меня, которому не хватает ума понять тот, другой мир. Что ему делать? — спросила Марина.

— Тогда тебе придется оставаться в материальном мире и продолжать учиться и развивать свой ум, пока ты не сможешь достичь этого.

Он так много хотел сказать ей, что Марина стала считать часы до каждой их следующей встречи.

Иногда он был настолько слаб, что не мог дойти даже до веранды, и тогда она терпеливо ждала, когда ему станет лучше и они снова смогут встретиться.

Она знала, что жить ему осталось недолго.

— Я почти с нетерпением жду своей смерти, — сказал он однажды. — Мне так много нужно узнать и понять.

Марина протестующе замахала руками.

— Не говори так! — умоляюще сказала она.

— Почему? — удивился он.

— Потому что, если ты уйдешь, уже некому будет объяснять мне все эти вещи, и, когда придет время умирать, мне будет так страшно… очень страшно!

— Но ведь я говорил тебе — нет никаких причин для страха.