Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан

— Да вы просто прелесть! — восторженно воскликнула женщина. — Совершенно незнакомый человек — и так любезен! — Назидательно подняв пухлый палец, она продолжала: — В чем, собственно, заключается основная черта воспитанности? В том, чтобы делать приятное каждому, кто заслуживает этого.

— Кто же заслуживает? — спросил насмешливый голос с верхней полки.

— Каждый, кто не доказал обратного, — бойко ответила она, и все засмеялись.

Засмеялся и спросивший, человек с проседью, лежавший наверху с книгой.

— Об этом мой муж читает лекции, — продолжала дама. — Публика его обожает… Налейте, пожалуйста, лимонной! Его лучшая лекция — «Об основах морали и этики советского человека». Тема, на первый взгляд, скучная, но он умеет так живо ее преподнести, так живо… Чудесная вода. Неужели в Орле такую делают?.. Поверите ли, на его лекции столько публики набивается, что даже в проходах стоят. Как он красиво говорит о рыцарском отношении к женщинам! Да… А этого, к сожалению, так не хватает нашей молодежи… Ах, наша молодежь! Горе! Налейте еще немного. Ох, африканская жара! Невозможно…

Пассажирка выпила два стакана воды и, откинувшись на подушки, принялась обмахиваться платочком.

— Я вам очень советую послушать лекцию мужа. Конечно, не с воспитательной целью… Вы достаточно воспитанный юноша, а из интереса. Скучать не будете. Вы надолго в Москву?

— Теперь надолго. — Юноша сел на край полки.

— Теперь? Откуда же вы едете?

— Из колонии. Возвращаюсь домой.

— Что? Что вы сказали? Из… из колонии? И вы… так спокойно об этом? — Женщина смешалась. — Нет, вы шутите! — пролепетала она.

— Какие тут шутки! — усмехнулся молодой человек

— А за что вас? — невольно вырвалось у девушки.

— Лика! — возмущенно воскликнула мать.

— Я, право, не хотела… я думала…— пробормотала девушка. — Простите!

— Другие скрывают, а мне… зачем же врать? Ну, был осужден за разбой по Указу сорок седьмого года. Ну, ко мне, как к несовершеннолетнему, применили смягчающую статью, потому и срок определили в восемь лет. Отбыл четыре года и еду, — строго, почти официально сказал Анатолий, глядя прямо перед собой.

— За разбой?! — воскликнула девушка. Пристальный взгляд ее широко открытых глаз выражал и затаенный страх и любопытство.

— Да, осудили за разбой, но ведь я сам был в этом виноват. Никого не виню. И не жалуюсь. — Молодой человек с вызовом посмотрел на нее. Он был готов ответить на любой ее вопрос, если даже он коснется самого сокровенного из его недавнего прошлого.

— Прошел один по делу? Взял «мокрое дело» на себя? — раздался голос сверху. Спрашивал пассажир с проседью, который почти всю дорогу молча лежал на полке с книгой в руках.

— Могу рассказать, — предложил Анатолий, прямо глядя на мать с дочерью.

— Ни в коем случае! Что вы! О разбоях? Кровавые подробности при девочке… Нет, нет! Даже и не думайте! — На лице пожилой женщины появилось непритворное выражение ужаса. Она даже вскинула руку, будто хотела закрыть рот юноше.

— Как хотите! — буркнул Анатолий и, помолчав, добавил:— Есть восточная поговорка: «Умный человек не споткнется дважды об один и тот же камень». Сам виноват во всей этой истории. Глуп был. — Он неловко улыбнулся пассажирам.

Старушка с боковой полки, ее муж, строгай худой старик, и еще трое скучающих, заглядывавших из купе справа, неприязненно и сурово смотрели на него. Улыбка медленно сошла с лица Анатолия Русакова.

* * *

— «Отпускник»! — вдруг громко и язвительно бросил мужчина с одутловатым, рыхлым лицом и белесыми глазами, прислонившийся к вагонной стойке.

Пассажиры переглянулись.

— Никакой я не «отпускник». — Анатолий покраснел. — С меня судимость снята, — тихо объяснил он.

— Знаем мы вас!—зло крикнул стоявший в проходе.

На его голос подошли еще несколько любопытных.

Вверху будто грохнул выстрел. Это пожилой пассажир захлопнул книгу, спрыгнул с полки и сел рядом с Анатолием. Быстрыми насмешливыми глазами он оглядел собравшихся пассажиров. Анатолий не мог отвести взгляда от руки этого человека, вернее, от силуэта церкви, вытатуированного на его руке повыше локтя. Он-то понимал, что это значит. Понимал и молчал, мысленно, в который уже раз, повторяя себе: «Никогда, нигде, ни по какому поводу не связывайся с ворами, с блатными, даже с близкими к ним, даже в случайном разговоре, и ни во что не вмешивайся. Сторонись…»

— Ишь прикидывается агнцем! — злорадно сказал мужчина, назвавший Анатолия «отпускником». — Теперь, граждане, берегите свои вещички и карманы…

И тут Анатолий промолчал. Но человек с книгой зло посмотрел на говорившего и, четко выговаривая каждое слово, сказал:

— Уходите-ка, гражданин хороший, на свое местечко и парня не обижайте. Что он вам плохого сделал? Украл у вас? Оскорбил?

— Так он же сам признался…

— Вот именно! Это понимать надо! Тот, кто замыслил плохое, о себе такого никогда не скажет. Зачем возбуждать недоверие?

— Я знаю случаи…

— Случаи? — воскликнул пассажир с книгой. — Их немало, не только плохих, а и хороших. Я сам — случай.

И со мной когда-то случилось…— Он показал на татуировку выше локтя.

— Вот и защищаешь…

— Вот и защищаю, потому что вижу цену человеку. Ежели уж парень так говорит, не ловчит перед народом, не валит вину на Сашку да Машку — значит, хоть топило его и ломало, да не сломало и не утопило. Выбрался… Человеком хочет стать. И нечего всяким горлопанам мутить душу его, сбивать с веры в себя…

— Это я горлопан?

— Не позволю обижать, травить парня, ставшего на правильный путь. Когда я после лагеря устраивался на работу, нашлись такие, вроде тебя, недоумки, ставшие поперек пути в правильную жизнь. Ну, свет не без умных людей. А то бывает и так: сам тихий ворюга, нахапает, дачку из ворованного и на ворованное себе построит, и сам же орет: «Берегись вора!»

— Позвольте…

— Не позволю! Тоже придумал потеху! Как не стыдно!

В словах этого человека было столько твердого сознания правоты и справедливости, что любопытные разошлись, испытывая неловкость. В купе вошел молодой человек и обратился к нему:

— А мы вас давно ждем, Николай Иванович!

Пассажир встал и негромко сказал Анатолию:

— Не будь овцой, а то волки съедят. Ежели кто к тебе привяжется — дай мне знать. Я буду в крайнем купе направо.

Он быстро двинулся из купе. Молодой человек задержался, уступая ему дорогу. Мужчина с одутловатым лицом, все еще стоявший у косяка, тронул его за плечо и шепотом спросил:

— Этот — кто такой?

— Николай Иванович Семахов, — ответил молодой человек таким тоном, будто это все объясняло. И, так как рыхлый пассажир все еще удерживал его, добавил: — Сталевар! Вы что? Газет не читаете?