Писатели и стукачи - Владимир Алексеевич Колганов

Бабеля с Эйзенштейном над картиной "Бежин луг" началась еще зимой 1935-36 гг. Сергей Михайлович  приходил к нам с утра и уходил после обеда. Работали они в комнате Бабеля».

Там же она упоминает и фамилию оператора фильма:

«Эйзенштейн,  как одинокий в то время  человек, завтракал то у нас, то у оператора снимающейся кинокартины Эдуарда Казимировича Тиссэ и его жены – Марианны Аркадьевны».

Итак, из материалов НКВД следует, что в разговоре участвовали трое. Скорее всего, беседовали в основном о съёмках фильма «Бежин луг». Однако с кем мог обсуждать Бабель чисто киношные проблемы – только с режиссёром и оператором фильма. Тогда следует предположить, что информатором НКВД был Эдуард Тиссэ. С Бабелем он познакомился ещё в 1925 году, когда работал оператором на съёмках фильма «Еврейское счастье», одним из сценаристов которого был Бабель. Маловероятно, что участником этой одесской встречи был Никулин – он предпочёл бы обсуждать столь опасную тему наедине со своим закадычным другом. Ну а слова из упомянутой сводки «источник, будучи в Одессе» следует отнести на счёт желания НКВД таким путём отвести подозрения от информатора, если документ когда-нибудь попадёт в чужие руки – это считалось обычным делом для спецслужб.

Вполне возможно, что Тиссэ общался с некоторыми чекистами – в их рядах было немало латышей. Кто-то из них мог привлечь к сотрудничеству с ОГПУ-НКВД бывшего начштаба экспедиционного партизанского отряда – в этой должности Тиссэ служил в 1918 году на Восточном фронте. Что же касается Эльсберга, то по признанию жены Бабеля он появился в их доме всего за год до ареста её мужа. К этому времени материалов на писателя было собрано уже достаточно, не хватало только последнего штриха.

Скорее всего, в 1936 году Бабеля спасло его знакомство с главой НКВД Ежовым, да и время для массовых репрессий ещё не пришло. О близости писателя к Ежову упоминает Виталий Шенталинский в книге «Рабы свободы. В литературных архивах КГБ»:

«Что тянуло Бабеля в дом Ежова, куда он летел, как бабочка на огонь? Прежде всего профессиональный интерес писателя. Известно, что он долгое время работал над книгой о ЧК… Ходили даже слухи, что его "роман о ЧК" был отпечатан в нескольких экземплярах для Сталина и членов Политбюро и не получил одобрения… Илья Эренбург пишет в своих мемуарах, что его друг понимал всю опасность этих визитов, но хотел, как сам говорил, "разгадать загадку". Однажды он сказал Эренбургу: "Дело не в Ежове. Конечно, Ежов старается, но дело не в нем"».

Заметим, что близость Бабеля к чекистам была совсем иного рода – не то, что у Никулина. Он что-то выспрашивал, выведывал, желая разобраться в тонкостях работы карательного органа. Это могло вызвать дополнительные подозрения.

Тем временем, в НКВД накапливали материалы на писателя, ожидая, когда Сталин даст разрешение на его арест. В материалах НКВД о Бабеле есть и такая запись, сделанная летом 1939 года:

«В 1934 году следствием по делу троцкиста-террориста Дмитрия Гаевского было установлено, что Бабель является участником право-троцкистской организации».

Однако этот Гаевский не та фигура, чтобы на его признаниях строить обвинение. Нужен был более авторитетный человек. И вот в марте 1939 года следователи наконец-то добились нужных слов от Моисея Фридлянда, известного читателям под псевдонимом Михаил Кольцов, – он был арестован ещё в декабре 1938 года. Это и был тот самый недостающий штрих в деле Исаака Бабеля:

«С Пастернаком и Бабелем, равно как и с Эренбургом, у Жида и других буржуазных писателей ряд лет имеются особые связи. Жид говорил, что только им он доверяет в информации о положении в СССР. "Только они говорят правду, все прочие подкуплены"… Связь Жида с Пастернаком и Бабелем не прерывалась до приезда Жида в Москву в 1936 г.»

Надо сказать, что этого «писаку» Сталин с удовольствием бы засадил в тюрьму, да руки оказались коротки. Анри Барбюс и Лион Фейхтвангер, Бернард Шоу и Ромен Роллан – все побывавшие в СССР зарубежные писатели воспевали небывалые успехи советской власти под руководством Сталина. И только Андре Жид, с симпатией относившийся к социалистической идее, позволил себе выразить недовольство тем, что творилось в стране, написав в 1935 году книгу «Возвращение из СССР». Поэтому все, «запятнавшие» себя знакомством с ним, автоматически становились объектом пристального внимания НКВД.

В мае 1939 года Бабель был арестован на даче в Переделкино по обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже. По версии Ильи Эренбурга именно знакомство с Ежовым сыграло трагическую роль в судьбе писателя – он был арестован через месяц после ареста бывшего наркома.

Должен признаться, что, когда ещё собирал материал для этой книги, был уверен, что одним из самых отвратительных её персонажей станет Лев Никулин – уж очень нелицеприятно отзывались о нём современники. Но вот оказалось, что и обвинять-то его, по большому счёту, не в чем.

Глава 2. Признания Михаила Кольцова

В Советском Союзе его называли Михаил Кольцов, в Испании – Мигель Мартинес. Кем же он был на самом деле? Девятнадцатилетним юношей писал для петроградских журналов статьи, в которых приветствовал создание Временного правительства, восторгался Керенским и критиковал действия большевиков. В начале 1918 года Кольцов уже печатается в большевистских газетах, затем становится заведующим отделом хроники Всероссийского кинокомитета Наркомпроса, получает рекомендацию для вступления в партию от Луначарского и отбывает в командировку «для производства фотографической и кинематографической съемки с русско-украинской мирной конференции в гор. Смоленске». О возвращении в голодный Петроград не может быть и речи, а тут рядом Киев, где ждёт его семья. Кольцов печатается в местных газетах, поругивает большевиков за излишнюю жестокость, но к Троцкому у него двойственное отношение. С одной стороны, пеняет ему за то, что не дал народу обещанную землю и хлеб. С другой стороны, не может сдержать своего восхищения одним из вождей большевистской революции:

«Когда Троцкий говорит, это вулкан, изрыгающий ледяные глыбы. Это Анатома [проклятый негодяй], пришедший мириться с людьми. Что он им, умный, отважно-находчивый еврей, этим славянам, неожиданно сырым, лесным, скифам?»

В начале января 1919 года Кольцов в очередном очерке призывает несчастья на головы большевиков:

«Скорей, скорей! Пусть угаснет и эта улыбка, пусть рухнут руины семи старых Петербургов, похоронят под собой нынешних своих властителей и пусть на обломках встанет новый громкий и пестрый город с новой человеческой борьбой, новой суетой, побежденными и победителями».

Но так случилось, что через месяц в город вошли части Красной армии. Когда же в августе город перешёл под контроль войск Деникина, Кольцова в городе уже не было. Видимо,