Кровь Севера - Александр Мазин

Ничего. Глаза боятся, руки делают.

— Меня зовут — Ульф, — сообщил на прощанье пастушонку. Завтра он снова выгонит овец на лужок, но не факт, что мы с ним увидимся. — А еще лучше, Вихорек, запомни фразу: «Мой господин — Ульф Черноголовый!» — Я повторил это по-датски раза три, убедился, что паренек запомнил и воспроизводит вполне понятно, потрепал его по голове и шмыгнул в заросли.

До темноты оставалось около часа. Мне как раз хватит, чтобы в деталях изучить укрепление, прикинуть слабые места… Если они, конечно, есть.

— Самое слабое место франкских крепостей — это сами франки! — заявил Хрёрек-ярл. — Молодец, Ульф! Вторую долю добычи ты заработал. И если всё так, как ты изобразил, то самим нам его не взять. Тут нужно не менее тысячи воинов. Таран нужен, лестницы…

— Таран сделаем, деревьев хватает, — подал голос Ольбард. — И лестницы тоже. Но насчет тысячи воинов ты прав, — наш кормчий задумчиво поглядел на продукт моего творчества — слепленный из мокрого песка макет монастыря-крепости. — Сами, может, и возьмем, но многие наши под стенами лягут. Нам нужны союзники. Может, Бьёрн?

— Нет, — качнул головой ярл. — Нам не нужен Бьёрн, потому что мы ему не нужны.

— Точно! — поддержал Хрёрека Ульфхам Треска. — Бьёрн пошлет нас в самое опасное место, а если мы откажемся, возьмет монастырь без нас. Я бы поговорил с Хальфданом. Хальфдан Рагнарссон — человек чести. И жаждет славы. А еще у него только шесть кораблей. Без нас ему трудно будет.

— А если он сам позовет брата?

— Кто? Хальфдан? Делиться славой?..

В горячем обсуждении о взаимоотношениях братьев Рагнарссонов я не участвовал. Некомпетентен. Но — прислушивался.

Вообще-то Рагнарссоны были на редкость дружным семейством. Несмотря на амбиции и агрессивность, унаследованные от отца, братья-ярлы никогда не конфликтовали. Во всяком случае — на людях. Рожденные разными мамашами и весьма отличные по темпераменту, Рагнарссоны были безусловно выдающимися особями породы «скандинавский викинг» и, как следствие, жуткими индивидуалистами. Но вот — не ссорились! Может причина в папе-вожаке? А может — в той удивительной психологической гибкости, которая позволяла сотне безбашенных головорезов месяцами тесниться на узкой палубе драккара — и не вцепиться друг другу в глотки. Готов поклясться, что мои гуманные современники из техногенной эпохи в аналогичных условиях пересрались и передрались бы максимум через сутки.

Хольды спорили, но дискуссия явно клонилось в пользу Хальфдана.

Не станет младший Рагнарссон делиться славой ни с кем из братьев. С отцом — может быть. Но Лотброк вместе с основными силами сейчас далеко.

— Я буду говорить с Хальфданом, — подвел итог дискуссии ярл. — Со мной пойдет Ульф. Готовьте ялик.

* * *

Пока мы занимались своими делами, братья Рагнарссоны заканчивали грабеж Ванна. Добычу взяли невеликую. Для города. Хотя и город такой… Одно название. Ни стен толковых, ни домов солидных… Так, поселок городского типа.

Однако кое-что наскребли. И «наскребанное» следовало поделить по чести. Чем и занимался Бьёрн Железнобокий.

А его младший брат тем временем квасил с друзьями-соратниками.

Вот на этот пир мы и прибыли.

Хальфдан Рагнарссон разместился на палубе большого кнорра, который был его флагманом. Выбор судна, менее пригодного для боя, но зато намного более вместительного, явно демонстрировал отношение Хальфдана к походу. Разместился Рагнарссон с комфортом: на палубе был поставлен шатер. Судя по вытканным на нем коронованным львам и крестам, прежде сей респектабельный родственник палатки принадлежал кому-то из христианских светских лидеров.

В шатре Хальфдан был не один, а с дюжиной дружбанов и десятком «трофейных» девок.

Услыхав о том, что мы надыбали богатый монастырь, младший Рагнарссон тут же протрезвел. Выставил девок. Выгнал из шатра наиболее пьяных соратников и приготовился узнавать подробности.

От меня.

Но я не спешил. Скушал фазаново крылышко, с удовольствием приложился к чаше с вином, сырку опробовал. Благословенная земля — Франция. Конечно, пиво я тоже люблю. Но продукты виноделия — предпочитаю. По водочке тоже соскучился, но ее пока не придумали. Надо будет заняться на досуге. Самогонный аппарат — дело нехитрое. Как мне кажется…

Викинги, их было четверо, не считая нас с Хрёреком, меня не торопили. Здесь так не принято. Даже нанятый скальд, и тот сначала покушает, а потом запоет. Ну ладно, надо и совесть иметь. Я доглодал фазана, запил отменным красным и начал повествование.

Махонькие глазенки Хальфдана вспыхнули звездами, едва он услышал о монастыре. И сияние это отнюдь не угасло, когда я завершил свой рассказ-описание монастырских стен.

Тоже понятно. Такие стены не строят вокруг амбара с просом.

Однако высказываться Рагнарссон не спешил. Для начала вопросительно поглядел на своего хёвдинга и моего знакомца — рыжебородого Тьёрви.

Тьёрви был корректен и осторожен.

— Если Ульф-хускарл говорит правду, а я в этом не сомневаюсь, потому что Ульфа Черноголового вряд ли могут напугать стены, — вежливый кивок в мою сторону, — то, пожалуй, я предложил поговорить с Бьёрном. Все вместе мы…

— Нет! — отрезал Хальфдан. Его гладкие щеки заиграли румянцем. — Я умею драться не хуже Бьёрна! Мы сделаем это сами. Но сначала я хочу собственными глазами поглядеть на эту жемчужину бога франков.

— Тогда не стоит откладывать, — заметил Хрёрек. — Когда слухи о том, что мы рядом, дойдут до монахов, створки этого моллюска сойдутся еще крепче.

— Этот камень… — Хальфдан сжал здоровенный кулак, — разобьет любую раковину! Однако медлить не будем. Веди нас, Ульф-хускарл!

Отправились вчетвером. Славные ярлы и славные мы. То есть рыжебородый красавец Тьёрви и я. Родись хёвдинг Тьёрви в двадцатом веке в США — быть бы ему великим актером. Есть такие люди, что с первого взгляда внушают к себе расположение. Если пожелают. Или — ужас. Опять-таки, если пожелают.

Хотя в данном случае внушить ужас было несложно. У бедного гонца и так чуть глаза не выскочили, когда из темноты выступил Тьерви и принял повод утомленной лошадки.

Франк как-то сразу сообразил, что плечистый здоровяк в кольчуге, с золотой гривной на бычьей шее не может быть конюхом. Разве что — конюшим королевского двора. Но уж никак не постоялого.

Конюх, правда, тоже терся поблизости: держал факел.

Тьерви вынул гонца из седла и легонько шлепнул по запыленной физии. От соприкосновения с доской-дюймовкой (самая подходящая аналогия для ладони викинга) голова гонца мотнулась, как боксерская груша, а ноги франка, и без того нетвердые, превратились в желе. Однако гонец не упал, а только захрипел. Любой захрипит, когда его держат на весу за горло.