Кромешник - О'Санчес

Умея читать и писать, Гек не любил тратить на это время, разве что необходимость заставляла (документы и магазинные вывески не в счёт), предпочитал доходить до всего своим умом, не подозревая, что зачастую изобретает велосипед. Или перенимал опыт других – учился вприглядку: у Субботы, Патрика и даже Дуди. Так делали все вокруг, так делал и он. Особенность Гекатора заключалась в том, что учился он быстрее остальных и умел приспосабливать усвоенное к повседневной жизни. Однако из-за другой его особенности – скрытности и сдержанности – это просекали немногие. Дядя Джеймс заметил и Патрик тоже, но они, вероятно, приписывали это и своему педагогическому дару, что, кстати, тоже имело место.

Любой человек, передающий свои знания и опыт другим, испытывает досаду, когда видит, что слова его пропадают впустую. Ученик либо пропускает все мимо ушей, либо понимает не так, либо считает, что его собственное понимание глубже и правильнее. На этом зиждется «конфликт отцов и детей», на этом стоит цивилизация. «Батя, я не знаю, что ты там предлагаешь, но мне оно не нравится!» Драгоценный опыт поколений почти весь пропадает впустую, и человечество год за годом, век за веком крутится на одном и том же пятачке страстей и предрассудков: «Младшие не уважают старших…», «Куда катится общество…», «Мы уйдём, и все рухнет…», «Зачем? Ведь все это уже было, было…», «Куда спешите, ваше время придёт…»

Из какой страны и из какой эпохи пришли к нам эти сетования? Нет ответа. Но пятачок, на котором топчется человечество, становится все обширнее. Опыт – в виде языка и традиций, знаний и вещей, прочих атрибутов культуры – передаётся от поколения к поколению, как врождённый сифилис. Инстинкт сохранения вида требует стабильности. Инстинкт самосохранения подсказывает утратившим молодость и нахрап, что знакомый и привычный мирок лучше продляет личное существование, чем ненужный риск за семью морями, ибо их инстинкт продолжения рода удовлетворён либо уже угасает.

«Наше время пришло» – так говорили они совсем недавно, вчера, захватив старые территории или утверждаясь на новых. И заявления типа «ваше время прошло» от семян из чресл их – гром среди ясного неба. Они ведь только-только распробовали жизнь на вкус и даже не успели вдоволь порадоваться ей, как их уже… Идёт война с неизбежным финалом: новое побеждает старое.

Но старое, отступая и погибая, трупным ядом проникает в кровь победителя и терпеливо ждёт перерождения его по своему образу и подобию.

Но новое, одержав пиррову победу, обречённое теперь на дряхлость и неизбежность, в неведении своём успевает сделать шаг за освоенные пределы и оглянуться по сторонам.

И покуда инстинкт продолжения рода сильнее инстинкта самосохранения, а инстинкт сохранения вида равно служит победителю и побеждённому – человечество обречено жить, обзывая свой образ жизни эволюцией.

Но и Дудя и Патрик не замечали того, что, усваивая уроки, Гек не впитывал их в свою плоть и кровь, а носил их с собой, как рюкзак на спине, готовый в любой момент скинуть с себя, если перестанут помогать. Гекатор и сам этого не замечал – попросту не думал об этом.

«Дудя продал меня на Луну, – в который раз подытожил Гек, – или его самого грохнули, что тоже весьма и весьма вероятно».

При последнем разговоре, уже под конец, Дудя вдруг замолчал и задумался. Геку больше всего врезалась в память именно эта долгая пауза. На людях Дядя Джеймс не ведал сомнений, действовал решительно и резко, возражений не терпел. А тогда вдруг задумался…

– Знаешь что, ты, конечно, поезжай, – неожиданно продолжил он снова (как будто Гек мог отказаться и не поехать), – но, думаю, ребята и без тебя все получат и доставят как следует. А тебе я хотел бы поручить заехать в Швейцарию на пару дней, если ты ничего не имеешь против (он так и сказал – заехать, словно речь шла о соседней деревне)… – Гек по привычке смолчал, дожидаясь конкретных указаний, но Дудя повторил:

– Ты согласен? Я не понял… Или не согласен?

– Да откуда я знаю, скажете – поеду. Скажете зачем – спасибо за доверие, не скажете – так обойдусь.

– Ишь ты, какой злопамятный, – почти добродушно усмехнулся Дядя Джеймс. – Знаешь, кто старое помянет…

И он рассказал Геку, зачем тот нужен в Швейцарии. Это было великое, почти сверхъестественное доверие желторотому: код анонимного счета в цюрихском банке, где лежит «кое-какая сумма».

– Сам не бери, не искушайся. Я пришлю парня – дождись его, он сам тебя найдёт, вы друг друга знаете, скажешь ему код, он возьмёт, и вместе привезёте. Вот адрес, э-э… пароль, запомни покрепче, а записывать не стоит… Ксиву на месте дадут, в Марселе, и деньги тоже. Да, при нем «язычок» будет с моим почерком – дурацкого, абсолютно бессмысленного содержания; вся соль в том, что почерк – мой и что применить в другом месте или подделать для тебя моё указание нельзя будет… Запомни, смысла не будет – ни иносказательного, ни какого другого.

Может, он имел на Гекатора виды в будущих делах, может, проверить хотел. (Хотя зачем? Проще не поручать.) А вернее всего – почуял что-то, жареным где-то запахло – и ближним перестал доверять. В последнее время с «даго» отношения совсем испортились, ребята говорили. Они нас и так обложили со всех сторон. Дудя грозился вывести их на чистую воду, а тела сплавить вниз по течению, но это ещё вопрос – кто кого. А я пока никому не интересен, а значит, и не товар для покупки. Вот он меня и послал, а они узнали и перехватили. Но почему тогда не торопятся? Торгуются с Дудей? Из-за меня? Бред собачий! Одним словом, если Дудя и задумает выручать, то не меня, а бабки швейцарские. А все этот сраный бизнес на наркоте…

Гек не уважал наркотики, презирал их как бизнес, а теперь погибал из-за них, как тупой баран на живодёрне.

И все же! Банда, на которую он трудился ныне в поте лица, – не партнёры американо-сицилийцам, хотя в порту и по дороге они и говорили по-итальянски! Гек сразу засёк, что цвет, фасон, объём пакетов, в которые упаковывался товар, был ему знаком. Пару раз по телеку он видел репортажи облав на пушеров и образцы захваченного с комментариями специалистов. А однажды рано утром в своём квартале, когда выскочил за газетой, видел такой же пустой пакетик, приколотый шилом к груди безымянного покойника. «Их» же товар он видел вблизи сотни раз, так что – мог сравнивать. В те недавние времена корсиканцев как раз начали выдавливать из городского наркобизнеса «даго» – итало-американцы. Фокус в том, что Дядя Джеймс традиционно корешился с корсиканцами; он уважал их интересы, а они его, хотя при случае тоже меж собой лаялись – будь здоров! Дядя Джеймс взял сторону корсиканцев и удержал их на плаву. Словом, пакетики-то – корсиканские! Может, и обойдётся? Не-а, не обойдётся, надо рвать когти. Жив Дудя или мёртв – для Гека никакой разницы. И сматываться лучше бы в Италию… Он словно подталкивал себя на поступок, он всем существом чуял смерть, но боялся до конца поверить в это. Именно в Италию – там не скоро найдут, а дальше видно будет. А домой нельзя… Может, в Штаты? – далековато отсюда, не добежать.

Он захлопнул журнал и стал укладываться спать. Те двое играли…

«Дай бог смыться, а там поглядим».