Лисёнок Ян и Кристалл Судьбы - Ирина Никулина

комнате тихо и монотонно стучали ходики, толкая маятник из стороны в сторону, вот еще минута-другая и кукушка оповестит всех о том, что уже три часа дня. Тик-так, тик-так… «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку».

Он обернулся, покачиваясь на стуле. После сытного обеда по закону Архимеда полагалось, конечно, поспать, и так не хотелось доставать все эти тетрадки и учебники, но что делать. Надо, значит надо! — так обычно говорил отец.

Солнечный луч прорезал пространство сквозь тюлевую занавеску и остановился на завитках ковра на стене за двухъярусной кроватью. Было так уютно сидеть за письменным столом и смотреть в окно, на силуэты крыш, на клонящееся к раннему закату ярко розовое, даже, пожалуй, малиновое зимнее солнце.

Крыши соседних домов были старинные, двускатные, обитые жестью, на каждой — по четыре треугольных домика-чердачка. Ему всегда нравилось представлять, что в одном из них живет Карлсон, варит там себе какао на маленькой электрической плитке, ведь раз нет дымохода, значит и камина у него быть не может. В конце концов, какие на крыше камины… глупость какая-то…

Яну было слышно, как брат о чем-то разговаривает по телефону в соседней комнате, а он смотрел в окно, на покрытые инеем ветви березы, что росла прямо под окном его комнаты. Как там у поэта: «Белая берёза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром».

Береза росла так близко, что летом, если открыть окно, можно было дотянуться до ее низко свисающих ветвей. Они как девичьи косы спускались прямо к Яну в руки и тихим шелестом листьев нашептывали ему разные чудесные истории, одна интереснее другой, а иногда, к мелодии ветра в зеленых ветвях добавлялись и трели соловья… Но это летом, а пока … подлетела к дереву и приземлилась в его ветвях стайка снегирей. «Какие они красивые», — подумал Ян. Ему всегда нравились эти милые розовые комочки, ярким пятном выделяющиеся на бледном фоне зимнего пейзажа.

Вдруг за стенкой часы снова пробили три раза. «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». Кукушка трижды выглянула и снова спряталось в свой маленький домик. Он перевел глаза на письменный стол и вздохнул, перед ним лежали его тетрадки, как же не хотелось их открывать.

Он посмотрел в окно. На березу снова села стая снегирей. Странно все это. «Дежавю», — подумал Ян. Но что-то было во всем этом, пожалуй, даже еще более странное. И тут его осенило: часы — они снова пробили три раза! Ян вскочил со стула и кинулся в соседнюю комнату. Его поразила тишина в квартире, абсолютная, глухая — как если бы кроме него в доме никого не было. Постойте, что же это такое происходит? Он обернулся и еще раз прислушался.

В квартире царило полнейшее безмолвие, только кукушкин домик тихо постукивал: «Так-так, тик-так, тик-так», — да компрессор работал в аквариуме, булькая маленькими пузырьками воздуха: «Брррррррррр…». Где-то далеко, у соседей, играло радио, передавали последние известия к этому часу.

Ян обошел маленькую квартирку меньше чем за минуту. Лэсли дома не было. Стоп! Как такое возможно, и куда, позвольте спросить, он делся? Он же не мог исчезнуть за одну секунду… вот, только что, секунду назад он говорил по телефону… Да-а-а, как у Алисы в Стране чудес: «Все чудесатее и чудесатее».

Вдруг в замочной скважине повернули ключ. Он пошел к двери. В квартиру вошел Лэсли, отряхивая капельки растаявшего снега с меховой шапки! Но как? Они же вместе пришли домой час назад! Как такое вообще возможно? Он ничего не понимал. Было очевидно, что брат не разыгрывает его, щеки у него были ярко красного цвета, с мороза, такие ни с чем не спутаешь… и на валенках — снег!

— Привет — сказал Лэсли, привычным жестом закидывая шапку на полку.

— Привет, — прошептал Ян и сглотнул неожиданный ком в горле. Он ничего не понимал. Что происходит? Сегодня явно какой-то сумасшедший день. А может он просто ударился головой тогда на улице? Может у него провалы в памяти? Слишком много странностей за последнее время, да какое там, за последний час…

Он вернулся в комнату и, не зажигая света, просидел до темноты, раздумывая над всем произошедшим. Стало смеркаться. Ян сидел в сумерках, слушал, как на кухне звенит посудой в раковине Лэсли, и смотрел в окно. На фоне потемневшего предзакатного неба виднелись черные силуэты крыш с маленькими чердачными окошками. Где-то там живет и варит на маленькой плитке какао Карлсон. И действительно, почему бы ему там не жить?

Стемнело, на фиолетово-тёмном небе стали появляться первые звезды, Ян всегда удивлялся тому, какие яркие и крупные они бывают зимой, как мерцающие алмазы в черном небе, поблескивают, каждая своим оттенком, то желтым, то зеленым, то оранжевым, а то ледяным оттенком голубого, почти белого цвета. Большие, загадочные, такие, что можно часами смотреть, не отрываясь!

Зажигались фонари, и над городом выплывала из-за почерневших крыш желтая, пузатая луна, сегодня она была каких-то невероятных размеров. С улицы доносился скрип шагов на снегу, люди спешили с работы домой. Часы пробили пять. Ровно пять раз выскочила и опять скрылась в своем домике неугомонная кукушка.

— Он опять чуть ключи не потерял, — услышал он слова брата.

В комнату вошла мама: в очках, с волнистыми, цвета спелой пшеницы волосами, в зеленом свитере крупной вязки и пальто с песцовым воротником в руках. Она повесила пальто на вешалку, на меховом воротнике как бриллианты блестели капельки только что растаявшего снега. Ян вдохнул запах маминого пальто. Как он любил его, как ему нравилось зарываться лицом в этот мягкий, пушистый мех.

— А ты что в темноте сидишь, сынок? — спросила мама, поцеловала его в макушку и пошла на кухню готовить ужин, а он остался гадать, что же всё это все-таки значило: странное видение, будто он превратился в лисицу, Лэсли, который то появляется, то исчезает… ключи, снегири, кукушки…

Глава 3. Это правда!

— Лэсли, ты не спишь…? — Ян свесился с верхнего этажа двухъярусной кровати и посмотрел вниз, ему показалось, что брат, укрытый с головой толстым лоскутным одеялом, еще не спал, — Лэсли… — еще раз позвал он.

— Чего тебе? Опять страшный сон про мумию в белых тапочках приснился? — пробормотал сквозь сон Лэсли.

— И не смешно, вспомнил тоже, — с досадой сказал Ян, — Я ведь реально очень испугался тогда. Все бы тебе надо мной поиздеваться. Мне сколько лет тогда было? Пять? Шесть? Зачем ты мне вообще про мумию в белых тапочках рассказал, да еще на ночь?

— Да, помню, — засмеялся Лэсли и с подвыванием заговорил, — Она ходит по городу и