Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева

— Две бутылки — поправил его Гриша.

Поскольку бутылок у нас отродясь не водилось, я отблагодарила купюрами. Братья погрузились в свой рыдван и отбыли.

— Если что надо — звоните! — крикнул напоследок Коля.

— Непременно! — крикнула ему вслед Евдокия.

*****

И тут выяснилось, что никому из нас прежде не доводилось разжигать печь.

— Сначала в нее кладут дрова — сказала Дуся.

— Логично — согласилась я, и забросила в печную дверцу пару поленьев.

— Клади больше, теплее будет — продолжила руководство Евдокия.

Я положила, сколько влезло. Под самую завязку.

— Теперь поджигай — скомандовала Дуся.

Я чиркнула спичкой, и, когда она вспыхнула, метнула ее в дрова. Промахнулась. Проделала то же самое с другой спичкой. Попала. Спичка упала между поленьев, помахала нам голубым язычком и погасла.

— А ты поджигай сразу две спички — сказала Анфиса.

— Три — сказала Дуся.

Я стала поджигать спички пучками и метать их в печь. Это было красиво. Однако дрова были холодны к моим фейерверкам.

Пришлось поднапрячь свои литературные познания, касающиеся добычи огня. Сначала в голове всплывали бесполезные «кресало», «трут», «огниво», потом пришли «лучина», «щепа», «растопка», закончилось все «камином» и «кочергой». Больше ничего в голову не приходило. Но из того, что пришло, я выцепила «лучину» и «щепу». А заодно вспомнила все случившиеся в моей жизни костры.

— Балда! — с чувством сказала я. — Какая же я балда. Ведь чем меньше кусочек дерева, тем легче и быстрей он загорится. Нам нужны щепки, веточки, сухая кора.

У нас целая куча этого добра на том месте, где лежали дрова. Тащите.

Притащили. Спросили — куда пихать? Печь туго набита дровами. Пришлось половину дров вынуть. На их место положили мелкие щепки и ветки. Дуся еще добавила фантик от конфеты. Я повторила фокус со спичками. И всё весело загорелось, затрещало, заполыхало. Над дровами. Которые никак не отреагировали на происходящее сверху. Щепки сгорели, дрова остались бездыханны.

— Балда! — сказала Дуся. — Какая же ты балда. Щепки нужно класть под дрова. Они станут гореть и подожгут собой поленья.

Достали из печи все, что там было. Снова сходили за щепками. Анфиса принесла кусок картона. Я добавила мятую газету. Вася принесла из кухни деревянную ложку. Все, кроме ложки, сложили в печь, подожгли и, когда разгорелось, сверху осторожно водрузили небольшое поленце. Десять глаз с тревогой следили, как огонь, нехотя, взобрался на кусок дерева, соскользнул, снова взобрался и стал его потихоньку облизывать. И вот уже наше полено заполыхало и тогда, поверх него, были положены еще два. Потом еще.

Мы сидели вокруг излучающей свет и тепло печи, грязные, как трубочисты, и счастливые. Теперь нам никакая зима не страшна. А еще можно будет печь картошку. И просто смотреть в огонь.

— Почти как на даче — говорит Дуся.

Из прошлой жизни

Вечер. Я сижу в интернете. Евдокия лежит на диване, изучает объявления в газете.

— Слушай — говорит она — а давай купим дачу. Будем летом валяться в траве, варить варенье.

— Ага — говорю — Я даже знаю, кто будет валяться, а кто — варить. Ты же не ешь варенье, зачем тебе дача? А в траве ты и в парке можешь поваляться.

— Я — да. А ты? Я же вижу, что тебе тоже хочется, только ты стесняешься. У вас, людей, это не принято. Вы делаете только то, что «принято». Вот где-то кто-то «принял», что это неприлично, когда немолодая толстая женщина валяется в траве.

— Господи, какая же ты бестактная! Немолодая… Толстая… Ты на себя посмотри — талия шире плеч, а туда же…

— Не любишь объективность — продолжают вещать с дивана. — Все вы люди такие. Называть толстых «толстыми» и старых «старыми» у вас тоже не принято. Иное дело мы, собаки. Говорим, что видим. Валяемся, где хотим.

— Ага. Например, на хозяйском диване.

— Господи, какая же ты бестактная! Попрекать каким-то диваном. Я и на коврике могу полежать. В следующий раз. Впрочем, он тоже хозяйский. Как и я. Грустная картина, радующая человеческий взор — хозяйская собака на хозяйском коврике.

— Да ладно тебе… Извини, я не хотела обидеть. Лежи себе на здоровье. А давай мы тебе отдельный диван купим? Твой собственный. Собачий. Будешь мне разрешать на нем валяться…

В ответ — тишина. Спит, моя хорошая, укрывшись газетой. Снится ей дача, поросшая травой. Где мы валяемся в обнимку, выбросив на задворки тазик с подгоревшим вареньем.

*****

Позднеосенние ночи имеют обыкновения уходить через несколько часов после того, как утро уже пришло.

На часах шесть, а за окном тьма египетская. Мир еще тих и бездвижен, но в нашем доме движение проснулось и дает о себе знать.

С телевизора с глухим стуком низвергается Анфиса, и приходит на кровать посмотреть, на каком этапе пробуждения находится хозяйка.

Вася взволнованно бегает по мне вдоль, в предвкушении завтрака. Она запрыгивает в ногах, мелкой рысью пробегает полтора метра до головы, хрипло вскурлыкивает и бежит обратно. Спрыгивает с кровати, бежит на кухню, гремит пустой тарелкой и возвращается на исходную дистанцию.

У Дуси на заднице живет блоха с часовым механизмом. Каждое утро, ровно в шесть, блоха впивается в Дусю, Дуся впивается в задницу, задница, потеряв равновесие, падает на меня, я, чтобы не свалиться, вцепляюсь в кровать, которая ходит ходуном.

Стеная, спускаю ноги с кровати. По дому, из уст в уста разносится благая весть о том, что хозяйка восстала ото сна. Оголодавшие за ночь уста, в полном составе собираются на кухне вкруг большого фарфорового блюда. Сейчас!

Накладываю кошкам еду, выпускаю Евдокию во двор, а сама сливаюсь в экстазе с ночным горшком. Поскольку Дуся панически боится темноты, через минуту раздается стук в дверь. Открываю:

— Ты всё сделала?

— Всё, всё — говорит Евдокия, оттесняя меня от порога.

— Точно всё? Что-то ты быстро вернулась — недоверчиво говорю я.

— Да всё, всё, не веришь, сходи проверь — бурчит Дуся уже откуда-то из спальни.

Представляю, как я босая и простоволосая, в развевающейся ночной рубахе, с фонариком в руке, брожу, как привидение, по темному и мокрому саду в поисках Дусиных какашек, не нахожу и, торжествуя, возвращаюсь в дом, чтобы бросить в лицо обманщице обвинительный приговор…

Идея, конечно, заманчивая, но это как-нибудь в другой раз. А пока, замерзнув, иду в кровать греться. Мое место, разумеется, уже занято. На требование подвинуться, Евдокия сонным голосом сообщает, что у нас на веранде стоит неплохой диванчик, так что… но все же сдвигается на край, во избежание.