Звезда Вавилона - Барбара Вуд

Приподнявшись на носках, Кэндис отодвинула картину в сторону. Но там не оказалось ни спрятанного ключа, ни потайного сейфа, в котором мог бы лежать этот ключ.

Установив картину на прежнее место, она отошла от нее и стала размышлять. Это наверняка та Пандора, о которой говорил профессор.

Затем внимание Кэндис привлекла рука Пандоры. Хотя она и была вытянута в сторону подарка, преподнесенного ей Зевсом — ящика, содержащего все бедствия мира, — бледный палец мог также указывать за пределы холста, с правой стороны рамы, на украшенную резьбой деревянную коробочку, стоящую на мраморной подставке. Разглядев ее, Кэндис поняла, что это коробка для хранения сигар, и вспомнила, что профессор держал ее в своем кабинете.

Она подняла крышку. Ее глаза расширились от удивления. В коробке не было сигар — вместо них там лежала старинная книга.

Услышав шаги полицейского за спиной, Кэндис вынула книгу и протянула ему.

— Думаю, именно об этом говорил профессор. — Она кивнула в сторону картины: — Пандора указала на нее.

В ответ он не произнес ни слова, просто стоял в тени. В это время сверкнула молния и слабо осветила гостиную, уставленную антиквариатом и древними сокровищами. Тогда Кэндис спросила:

— Вы не будете против, если я возьму ее? Хочу отнести профессору утром. Я могу дать вам расписку.

— Я доверяю вам, — ответил он.

Уже стоя на пороге, после того как они закрыли входную дверь и теперь смотрели на темный дождь, Кэндис спросила его:

— Зачем вы поднимались наверх? Вы нашли что-нибудь?

— Я проверял ковровое покрытие, хотел посмотреть, где именно он споткнулся.

— Мне показалось, что вы с кем-то разговаривали по телефону.

— С мужем домработницы. Это она вызвала «скорую помощь». Я хотел поговорить лично с ней, но она приняла успокоительное и уже спала.

Кэндис посмотрела на него. Лицо его напряглось, в голосе слышались резкие нотки. Внезапно ее посетила тревожная мысль.

— Травма профессора не была несчастным случаем? Поэтому полиция начала расследовать дело?

— Нет, его травма на самом деле результат несчастного случая.

— Тогда почему за мной послали полицейского?

Он наконец перевел на нее взгляд своих глубоких глаз.

— Я думал, вы сами догадаетесь. Джон Мастерс — мой отец.

Она проснулась от звонка телефона.

В тусклом свете, пробивающемся через сосновые ветки за ее окном, Кэндис посмотрела на часы. Слишком рано для звонка из Сан-Франциско, которого она так ждала и который сообщал бы ей, что у нее снова есть работа и ее карьера спасена.

Смахнув волосы с лица, она сонным голосом произнесла в трубку:

— Алло?

Тишина.

— Алло? Кто это?

Раздался щелчок.

Она посмотрела на телефон, затем села в постели, теперь уже окончательно проснувшись, и начала вспоминать, что ей нужно сделать. Она узнала телефонный номер больницы через справочную, потом ее соединили с отделением интенсивной терапии, где она могла узнать о состоянии профессора.

Перемен не было.

— Если он придет в себя, — попросила она медсестру, — пожалуйста, передайте ему, что Кэндис Армстронг зайдет навестить его сегодня утром.

— Еще раз?

— Что значит «еще раз»?

— Вы были здесь всего пару минут назад, мисс Армстронг.

— Нет, вы ошибаетесь.

— Вы указаны в списке регистрации посетителей. Прямо сейчас я смотрю на вашу подпись.

Кэндис потерла глаза. Возможно, список просто забыли заменить новым. Она поблагодарила медсестру и повесила трубку.

Стоя под горячим душем, она думала о детективе из вчерашней дождливой ночи.

«Джон Мастерс — это мой отец». После этих слов он опустил руку в карман плаща и снова достал жетон. В этот раз Кэндис рассмотрела то, чего не заметила ранее: «Детектив-лейтенант Гленн Мастерс».

Отдавая ему жетон, она думала о том, что Гленн Мастерс в шляпе и мокром плаще выглядел как представитель власти, занимающийся расследованием преступления, а не как человек, вернувшийся в дом, в котором он вырос. По крайней мере, Кэндис предположила, что он вырос здесь. Она знала, что профессор жил в этом доме почти пятьдесят лет; он часто хвастался, что купил его у одной кинозвезды, не желавшей афишировать свое имя и, как он утверждал, все еще бродившей здесь в виде привидения.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Вам, наверное, нелегко сейчас. Я не имела права отвлекать вас от вашего отца. Мне следовало поехать на такси.

Он ничего не ответил, просто положил жетон назад в нагрудный карман, Кэндис же тихо проворчала себе под нос:

— Я и не знала, что у профессора есть сын.

Обратно к ее хижине они ехали в тишине, но, прежде чем выйти из машины, Кэндис сказала:

— Детектив Мастерс, ваш отец что-то говорил о Звезде Вавилона. Вы знаете, что он имел в виду?

— Понятия не имею.

Она подумала о старинной книге, лежавшей в ее сумке. Она вытащила ее и увидела, что книга была желтой и заплесневевшей, название написано на французском языке.

— Может, вы сами передадите это ему? Похоже, что для него книга много значит. Он может проснуться ночью, и если книга будет рядом… — Вы должны отдать ему книгу. Ведь именно вас он просил об этом.

Она с удивлением посмотрела на него, и когда он заметил это выражение на ее лице, то сказал:

— Мы с отцом не поддерживали отношений несколько лет. Когда его отвезли в больницу, то о произошедшем мне сообщили не медсестры, а домработница. Мой отец не знал, что я был в больнице. Когда он пришел в себя, то захотел увидеть лишь одного человека: вас. — В его голосе не было ни горечи, ни злости: он просто констатировал факт.

И все же она ощущала чувство вины, будто ее следовало осуждать за то, что его отец захотел встретиться с ней, а не с собственным сыном. Как она знала, профессор был вдовцом. Его жена погибла много лет назад при трагических обстоятельствах.

Натянув джинсы и розовую шелковую блузку, Кэндис отправилась на кухню, где положила «Кити Виттлс» в миску для Хаффи, которая жадно ела и урчала одновременно. Налив себе чашечку растворимого кофе, Кэндис достала книгу, найденную прошлой ночью в доме профессора.

«D'couvertes mésopotamiennes», автор Пьер Дюшес, издана в 1840 году в Париже. Очевидно, она представляла огромную ценность для профессора, если, находясь в тяжелом состоянии на больничной койке, он мог думать только о ней.

Человеку, не знакомому с Джоном Мастерсом, могло бы показаться странным, что книга была спрятана в коробке для сигар, и единственной подсказкой к ее местонахождению оказалась фигура на картине, указывающая на нее. Но для тех, кто хорошо знал его, это означало, что книга была частью важного и секретного проекта. Когда профессор работал над новой теорией, то всегда опасался, что конкуренты из научных и профессиональных кругов попытаются украсть ее. Все знали его привычку прятать записи и материалы исследований в разных уголках дома. Когда они вместе работали над Соломоновым проектом, Кэндис обнаружила несколько важнейших записей профессора… в кухонном тостере.