Сломя голову - Дэм Джули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прокладывала себе дорогу, задерживаясь то там, то тут для обмена приветствиями и воздушными поцелуями — отправляемыми в некоторых случаях на большое расстояние.
Пробираясь с тыла, заметила несколько вспышек от фотокамер, а затем неясные очертания ног моделей, услышала шелест репортерских блокнотов, щелканье авторучек. Шоу начиналось. Великолепно. Мне надо было поторопиться. Я медленно пробиралась через предпоследнюю на пути комнату и задержалась при входе в следующую. Снова посмотрела на свое приглашение, там было указано место. Ради всего святого, что может обозначать эта надпись: Dc2vii?
— Excusez moi. Excusez moi. Excusez moi. — Переступив порог, я наконец обнаружила свое место в середине второго ряда справа.
— Проклятие! — пробормотала я. Второй ряд? И что еще хуже, чтобы добраться до кресла, с какой бы стороны ряда я ни зашла, придется перелезать через пять человек. Если пойти через дальний конец ряда, я буду награждена похотливыми взглядами ведущего рубрики «Мода. Сенсации. Покупки» журнала «Харперс базар» и помощника редактора раздела торговли итальянского «Вог». («В конце концов, у них нет при себе обсыпанных мукой французских батонов», — подумала я с облегчением.) Или же я могла зайти с ближнего конца ряда и вызвать гнев байера и дизайнера женской спортивной одежды из дома Неймана Маркуса, а также парочки незнакомых стилистов.
Я взвешивала «за» и «против» около двенадцати секунд. Все-таки лучше испортить отношения с другими редакторами, посчитала я, чем с кем-нибудь из «Нейман», этой Мекки моды моего детства. Я поправила рукой волосы, одернула жакет, выпрямилась, ступила на дорожку… и как раз в тот момент, когда я собиралась, приняв самый невозмутимый и величественный вид, направиться к дальнему концу ряда, услышала возгласы изумления, прокатившиеся волной по комнате против часовой стрелки и вернувшиеся назад ко мне.
А потом услышала свой собственный возглас удивления.
Чей-то голос рядом: надо освободить проход. Но прежде чем я что-либо поняла — и, конечно, прежде чем успела среагировать, — я неожиданно обнаружила свое собственное лицо в опасной близости от левой груди шестифутовой блондинки из Латвии. Рада вас видеть, Катерина. Хит этого сезона — новая супермодель — двигалась на меня своей гипнотизирующей походкой а-ля «Монти Пайтон», которую фанаты и льстецы окрестили «газельей» (хотя правильнее было бы назвать ее «жираф под кайфом».) А я, как олень, пойманный в силки ее грудями, конечно, далеко не такими, как у газели… я не сумела отодвинуться достаточно быстро, чтобы уступить дорогу.
Изумление переросло в тихое ржанье.
Мы обе дружно двинулись вправо, затем влево, оставаясь все время на одной линии, будто исполняли танец середины 1980-х в зеркальном отражении. На четвертой попытке разойтись мы снова столкнулись. Острая шпилька ее каблука вонзилась в мою новенькую красивую туфлю, и мы одновременно споткнулись и упали. Должно быть, мы представляли собой сплошной клубок согнутых ног — по большей части Катерининых. Фотографы не могли поверить в свою удачу. Масса объективов была как одно целое, когда они ринулись на нас. В шоке и ужасе от происходящего, я пыталась сообразить: где, ради всего святого, моя левая туфля… Я уверена, что колено, за которое я хватаюсь, мое?.. Думаю, такое движение я когда-то делала в йоге…
Звуки щелкающих затворов фотоаппаратов и возобновившийся в комнате смех оглушили. Я почувствовала на своем лице интенсивное тепло от фотовспышек и зажмурилась. Боже, мне хотелось только одного — умереть.
Медленно я чуть приоткрыла глаза — как раз вовремя, чтобы заметить мелькнувшее заплаканное лицо Катерины с грязными разводами вокруг глаз испорченного блестящего макияжа. Она входила в двадцатку самых известных топ-моделей, но, несмотря на слезы, смотрела на меня без злобы, скорее вопросительно. Можете назвать меня сумасшедшей, но могу поклясться, в тот момент она думала: «Я-то знаю, что этот скандал пойдет на пользу моей карьере, а как насчет тебя?»
Наконец с десяток репортеров ринулись вперед, чтобы помочь ей подняться с дорожки. Толпа расступилась, и меня на несколько секунд оставили в одиночестве, полностью парализованную. Замешательство явно было написано на моем лице — о, я хорошо знала, что увижу в газетах завтра. Господи, Господи, Господи! Это было нехорошо. Совсем нехорошо. Я притворилась гордой, поставила себя на ноги, неуклюже собрала свои туфли и сумки и ретировалась.
Вспоминая школу журналистики — это была единственная уступка научному сообществу, которую я сделала ради своего отца после того, как окончила колледж и получила работу помощника редактора с окладом 24 000 долларов в год и штатного сотрудника в еженедельнике «Уикли», — я думаю о том, что нас учили никогда не попадать в истории. Кажется, я сказала: «Нас этому учили».
Если бы мне, например, довелось описывать этот идиотский случай, который я практически сама создала для центральных полос, по крайней мере, я смогла бы передать наряд Катерины во всех деталях. Черный «вареный» шерстяной укороченный жакет и соответствующая юбка колоколом, а также браслет на ноге одной опозоренной журналистки — обозревателя раздела моды. Считайте это проверенным фактом.
Спрятавшись ото всех спустя час в своем номере отеля «Сен-Клер», который теперь был полон белых лилий и других цветов соболезнования, с тонким намеком присланных моими, несомненно, злорадствующими коллегами, я хотела знать, смогу ли когда-нибудь пережить это публичное самоуничтожение. Или хотя бы осмелюсь когда-либо покинуть этот гостиничный номер и снова показаться на людях.
К тому времени когда я спаслась от света и камер дома Шанель и вернулась в гостиницу (моя недавно приобретенная сумочка «момбаса» служила мне во время бегства щитом, прикрывавшим глаза, как будто это был самый солнечный день в Карибском бассейне), мне поступило пять сообщений на автоответчик и шесть электронных писем от моего редактора Родди Джеймса. В раздражении я ответила, что у него хорошие осведомители.
Он начал разговор, стараясь казаться веселым:
— Привет, Алекс, это Родди. Ты решила покинуть наш журнал ради телевидения? Нельзя не заметить твоего лица в новостях «Скай ньюс».. хотя по большей части это твой затылок, а твоя левая рука каким-то образом оказалась под этим чудом природы — правой ногой модели, в то время как ее левая нога… Напоминает очень стильную игру «твистер» — Он рассмеялся совершенно искренне. Как бы в раздумье бодро добавил перед тем, как положить трубку: — Позвони мне.
В его четвертом сообщении голос был грустным:
— Привет, это снова Родди. Где ты? Почему мобильник выключен? Теперь я знаю, что не существует программы защиты свидетелей по отношению к законодательницам моды. Ничего не решай, не позвонив мне, ладно?
Я не захотела утруждать себя прослушиванием пятого сообщения. Просто все стерла и заползла в свою королевского размера кровать, все еще наряженная в свой вторничный ансамбль, и, натянув на голову покрывало, впервые за свои двадцать восемь лет серьезно задумалась о пластической хирургии. Если бы я могла найти хирурга Майкла Джексона — и если тот еще не лишился своей лицензии, — то, несомненно, стала бы неузнаваемой. А еще могла бы сменить имя. И перебраться в такое место, где не смотрят «Скай ньюс». И где вообще ничего не слышали про показы мод. А может быть, моим родителям удастся вернуть меня домой в Техас?