Влечение - Елена Усачева

Я быстро пошла по коридору, размахивая руками.

Засыпаю. Надо проснуться.

Я представила в руке саблю, представила перед собой противника и сделала пару выпадов. Противник у меня почему-то оказался похож на парня из полуподвала. Убила я его одним ударом. Он мгновенно поблек, невесомой тенью упал на пол.

– Туше![1]

Посреди урока услышать такой возглас – чокнуться можно.

– Я тебя сейчас убью! – повернулась я к Пашке Колосову. Он в ответ расхохотался. Высокий, остроносый, с пухлыми губами, ежесекундно готовыми растянуться в довольной улыбке, сероглазый. Что еще? Шрам на скуле. Длинные, давно не стриженные волосы падают на глаза. Мне странно видеть его без маски, без наголовника и не вспотевшим после очередного боя.

Вместе мы ходим в секцию спортивного фехтования. Вернее, не так. Я уже год посещала секцию, когда там появился Пашка. О том, что учимся в одной школе, узнали неожиданно: мы просто столкнулись в коридоре. Он на год меня младше, но фехтует… загляденье. В него можно было бы влюбиться за молниеносную реакцию и точный глаз. Но я не собираюсь. Почему? Потому! Есть люди, в которых можно сразу влюбиться (например, в певцов или в актеров), а есть люди, к которым слово «любовь» не подходит вовсе.

Пашка Колосов – это Пашка Колосов. С ним хорошо дружить, он верный, надежный, на тренировке никогда не будет поддаваться. А еще с ним все время интересно, потому что он невероятно наблюдательный, рассказывать о прошедшем дне может столько же, сколько день длился, – кто что сказал, как посмотрел, как выглядел…

– Ты чего здесь делаешь? – Я отсалютовала воображаемой саблей, и призрак поверженного противника исчез.

– Иду за мелом в учительскую, смотрю – тут ты прыгаешь, – довольно заулыбался Пашка.

Ему палец покажешь, он будет улыбаться. И где только берут таких жизнерадостных людей?

– А я пытаюсь проснуться. Бешеная собака своим воем мне всю ночь спать не давала.

Постепенно все подруги в классе у меня сошли на нет, потому что появился Пашка. Последней, с кем я дружила, была Маркелова, но у нее начался период готства и собственной влюбленности. У меня же появились фехтование и Пашка. Так что с Маркеловой мы разошлись, не сильно тому огорчившись. Одиннадцатый класс раскидал народ по интересам – кто куда поступает, как представляет себе жизнь. Все запасаются учебниками, ходят, увешанные шпаргалками с английскими словами. Я пошла на подготовительные курсы филфака, а вот Маркелова учудила. Ляпнула родителям, что жизнь штука проходящая, что смерть неизбежна, а поэтому встретить ее надо по возможности достойно, без суеты вокруг мелких земных благ. Короче, поступать она никуда не собирается. Толкать такие речи в школе ей запретили. Но по упрямой Леркиной физиономии и так понятно, что своего она добьется. Хотя с ее мозгами легко можно поступить на исторический. Если она их, конечно, не окончательно зачернит своими готами. А еще у Лерки есть зверь, крыса Лариска, белоснежный альбинос с веселыми красными глазами. Лариска всегда с Маркеловой – когда не копошится за воротником, то спит в сумке, выставив наружу розовый хвост. Не дай бог, сумасшедшие готы покрасят ее в черный цвет! Жалко будет крыску, она это не переживет.

– Ага. – Взгляд у Пашки стал хитрым. – Вечером тренировка, помнишь? – Как будто это можно забыть! – Минут на двадцать пораньше придешь?

– И что я буду двадцать минут делать? – Что-то мне не нравилось, в какую сторону поворачивается наш разговор.

– Костюм мне зашьешь, хорошо? Он в прошлый раз порвался, и Сергачева сказала, что не пустит меня в зал в таком виде.

Я открыла рот. Дружба, конечно, дружбой, но рваные штаны – явный перебор. Только Пашка не дал мне ничего сказать.

– Вот и договорились! Ну, я побежал.

Я собралась крикнуть ему вдогонку, что никаких двадцати минут не будет, пускай сам занимается своей амуницией, но вовремя вспомнила, что идет урок и лучше не шуметь, если я не хочу навлечь на себя чей-нибудь гнев. Носиться за Колосовым по этажам тоже не хотелось. Пришлось смириться. Потому что если я не приду в спортзал за полчаса до начала тренировки, Колосов заявится со своим костюмом ко мне домой, будет сидеть на лавочке перед подъездом и всем жаловаться на жестоких девушек, не способных нитку в иголку вдеть.

Я залезла с ногами на подоконник. Поскорее бы вечер, поскорее бы тренировка… Сегодня буду ее ждать с особым нетерпением. Сегодня есть хороший повод лишний раз настучать вредному Пашке по маске.

Когда я вернулась после уроков домой, грузовой машины во дворе не было. Зато стояло пианино.

Настоящее концертное пианино, белое, с необычной прозрачной стеклянной крышкой. Около инструмента стоял человек. Я его не сразу заметила, потому что он наклонился, что-то пытаясь сделать со своим монстром.

А потом он выпрямился.

О том, что у меня открыт рот, я поняла только через несколько секунд.

Это был наш новый жилец, тот самый, с которым утром разговаривала Стешка. Ошибки быть не могло – более красивого человека я в жизни не видела. Нереально правильные черты лица, темные густые волосы, спокойный уверенный взгляд. Его вид рождал ощущение доверия. Незнакомец держался непринужденно, с удивительной простотой и изяществом. Красота и печаль больших светлых глаз убили во мне всякую способность мыслить.

– Здрасте, – промямлила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

– Здравствуйте. – Голос у него был глубокий, негромкий и приятный. Говорил он медленно, словно подбирал слова. – Хорошего дня.

Я сама не заметила, как улыбнулась в ответ. Надо же, какие люди бывают… Я и представить себе не могла такую красоту. Не чувствуя под собой ног, дошла до подъезда.

– Позвольте!

Он оказался рядом. Мелькнула рука в перчатке, берущаяся за ручку двери. Темнота холла распахнулась передо мной, дохнуло сыростью, и я шагнула к лестнице. Дверь закрылась, забрав с собой остатки света.

И лишь в тот момент я с ужасом вспомнила, что не сказала «спасибо».

Почему это так меня испугало? Что-то было в идеально красивом парне такое, что некоторое время я простояла на месте, вцепившись в перила.

Очень хотелось выйти на улицу и о чем-нибудь его спросить. О погоде, о том, откуда он приехал, как разместился, не надо ли чем помочь?

Желание было настолько велико, что я второй рукой вцепилась в перила, заставляя свои ноги подниматься по лестнице, а не идти к двери.

Сердце колотилось как ненормальное.

Что со мной? Мне всего-навсего дверь открыли, а я уже готова куда-то бежать. Чего я так всполошилась? Головная боль накрыла внезапно, так что пришлось распустить волосы, утопить в них пальцы рук, помассировать виски.

Кнопка вызова лифта загорелась неприятным красным огоньком. Я непроизвольно покосилась на дверь в полуподвал.