Смерть мелким шрифтом - Светлана Чехонадская

«Ты поменьше отцу рассказывай. Видишь ведь, он переживает», — шепотом сказала жена сыну в коридоре. Почему-то эти подслушанные слова не разозлили Ивакина, а рассмешили. Все опять встало на свои места. Мир снова стал делиться на жуликов и честных людей, и то, что кого-то еще не посадили, было всего лишь издержками производства.

Конечно, молодые, да хоть тот же сын, были лучше воспитаны для обмана. Их-то как раз и убеждали все эти рассуждения о более талантливых, более склонных к риску, более образованных — заслуживающих своих денег. Убеждали потому, что давали некий шанс, которого у стариков уже не оставалось. Ивакин видел: большинство его молодых коллег заражены этой надеждой.

В ней было много позитивного, но было и много лжи, хотя бы уже потому, что теперь перестали называть обманщиков обманщиками, воров ворами. Теперь всегда надо было добавлять: «Что ж, такие времена».

В общем, Ивакин не очень любил молодых своих сотрудников. Как и в любом другом учреждении, у них тоже знали, кто замечен, а кто честный, к некоторым прилепилась слава абсолютно неподкупных (этой славой особенно дорожили те, кто сознательно строил большую карьеру), однако Ивакин подозрительно относился ко всем молодым, выбравшим работу в милиции. Так что неведомого парня, ушедшего «туда, где платят» и якобы предсказавшего убийство, — его, кстати, звали Мишей, — Ивакин заранее одобрил: молодец, не лентяй. Для молодых работы в Москве — завались! Чего в пресс-службе штаны протирать?

Бывший сотрудник пресс-службы Миша, однако, с Ивакиным не связался. Ивакин подождал пару дней, даже позвонил Прохорову — тот, как назло, слег с ангиной. Поднимать шум вокруг непонятной и невыясненной истории Ивакину не хотелось: Владимир Александрович уже дохаживал последние дни и знал, что, хоть его и ценят, и на заслуженный отдых бы не отправили, если бы он сам не решился, но молодые сотрудники посмеиваются над его манерами, его романтизмом, его пристрастием к детективным романам, его желанием в банальных и совсем не литературных преступлениях найти хоть немного от Честертона. Тем более, что Прохоров ошибся — дело об убийстве директора рынка Ивакин не вел, он все уже потихоньку сдавал, но находилось это дело именно на Петровке.

Для успокоения совести Ивакин его полистал — и пожал плечами: убийцы были фактически известны. Обычная «разборка», хотя для нынешних времен и дерзкая. Ивакин с неудовольствием отметил, что убитый директор рынка в прошлом был видной шишкой в партии, тогда еще единственной. Но политика тут ни при чем. Какая там политика, на рынке…

Машину директора обстреляли, зажав в тоннеле. Охранник успел открыть по нападавшим огонь, и, видимо, ранил одного из них. Час спустя «форд» киллеров, основательно обгоревший, нашли в парке неподалеку, а в нем — пистолеты и труп того, подстреленного. Экспертиза показала, что товарищи его добили.

Личность убитого киллера быстро установили, затем так же оперативно вычислили его возможных подельников — правда, пока они находились в бегах. Прилагались даже не фотороботы — вполне приличные фотографии, а к одной еще и отпечатки пальцев. И полное досье на всех. Что-то царапнуло Ивакина, когда он листал увесистый том, он даже замер, уставившись в стену, но возраст есть возраст, правы молодые следователи… Надо экономить силы.

Спустя две недели Прохоров объявился на Петровке. Похудевший. Увидев Ивакина в коридоре, он хлопнул себя по лбу.

— Только сейчас понял, зачем ты мне названивал! — весело крикнул он, еще немного сипя.

— Мама передала? Ты извини, что не зашел, она сказала, что тебя выписывают… А что вообще за намеки? Зачем это я названивал, по-твоему?

— Помучил я тебя? Эх ты, Штирлиц! Посмотрел дело?

— Во-первых, я звонил, чтобы узнать о твоем здоровье…

— Ой! — ласково сказал Прохоров.

— Не ойкай! Во-вторых, дело я посмотрел. Ничего особенного. Оно, считай, раскрыто.

— А другое? С бабой убитой?

— Да ты ж мне ничего толком и не объяснил. Я даже не знаю, о чем речь. А парень твой не позвонил.

— Давай пари на тысячу рублей: все это ерунда и недоразумение? Ага! Боишься? Жалко тысячи?

— Тысячи, конечно, жалко. И тебя жалко. Ты ведь деньги на пиво пустишь, а у тебя и так живот вон какой. Но все-таки. Сказал «а», скажи и «б». Не могу я, Прохоров, когда что-то до конца не выяснил.

— Да и я не могу. По болезнь подкосила. Представляешь — две недели с ангиной провалялся! Даже в больницу загремел. В пасти такой нарывище был, ого-го! Вся задница исколота. Нет, слушай, летом попасть в больницу — и не с дизентерией, а с горлом! Обидно, да? — сказал он с кавказским акцентом.

— Мороженым злоупотребляешь? — улыбнулся Ивакин, возясь с замком.

— Не-а, за «Спартак» болею! Горло на крике посадил.

— Ну так почему твой знакомый-то не позвонил? — Ивакин проговорил это уже войдя в кабинет.

— Понятия не имею! Сейчас сам ему позвоню! — пообещал Прохоров и повернулся вокруг своей оси.

Через полчаса он влетел в кабинет к Ивакину с совершенно другим выражением лица — глаза у него были круглые и восторженные.

— Владимир Александрович! — торжественно произнес он. — А девчонку-то убили!

Тело Марины Леонидовой было обнаружено двумя рыбаками, рано утром вышедшими на ловлю бычков на окраине курортного городка Лазурное, что в десяти километрах от Сочи. Произошло это в воскресенье, восьмого июля, в шесть утра. Находка была хоть и неприятной, но традиционной для летнего периода: тонули летом много, особенно по пьянке.

Не торопясь, приехала опергруппа. Подтянулся кое-какой народ. Самые любопытные подошли поближе, прислушиваясь. Помимо рутинных реплик прозвучало несколько особенных замечаний: один из молодых милиционеров, ежась от утреннего холода, сказал, что все лето в этом году будет дерьмовое, судмедэксперт мрачно намекнул на то, что не уверен, утопла ли дамочка сама, а другой оперативник, более опытный и взрослый, вслух удивился, потому что никто вроде бы в последнее время не пропадал, а утонувшая пробыла в воде дней пять, не меньше.

Вскрытие показало, что женщине около тридцати пяти лет и она не утонула сама, а была в полузадушенном состоянии опущена в морскую воду, после чего захлебнулась, что душили ее чем-то вроде веревки, а она при этом сопротивлялась. И тот, кто душил, несколько раз ударил ее по голове, по рукам и в живот.

Несмотря на все слухи о криминальных проблемах юга, убийство в таком городке, как Лазурное, все-таки было делом чрезвычайным. Здесь, как и везде по стране, запросто убивали в пьяной драке на какой-нибудь нехорошей, но давно известной участковому квартире, убивали также в пьяной драке на улице, умирали наркоманы (вполне возможно, и насильственной смертью), наконец, раз в год отстреливали кого-нибудь из пятерых местных «братков» (их число, как и число членов Французской Академии, при этом оставалось неизменным). Лет десять назад по Лазурному прошелся знаменитый на всю страну серийный убийца — но никого не убил, только напугал двух женщин. Правоохранительные силы городка беспокоились из-за близости Грузии и Чечни, однако до сих пор никакие банды оттуда не проникали, наоборот: все большее число отдыхающих свободно ездило на лето в Гагры, робко вспоминая прежние маршруты и даже скупая там дома. За две тысячи долларов люди становились хозяевами целых усадеб со спускающимися прямо к пляжу мандариновыми садами, красивыми старыми домами, обернутыми деревянными галереями в грузинском стиле, — но, конечно, покупали москвичи или сибиряки. У местных таких денег сроду не водилось.