Моя Лоботомия - Чарльз Флеминг, Говард Далли

преподавания в детском саду. Она была из известной семьи Окленда и на протяжении нескольких лет была видной фигурой на местной светской сцене. Во время войны она работала в Вашингтоне, округ Колумбия, в качестве личного секретаря конгрессмена США от своего округа. Когда она вернулась в Окленд, ее имя часто появлялось в газетах в связи с ужинами и чаями, которые она устраивала для своих светских друзей.

Она была обласкана довольно многими молодыми людьми, но ее контролирующая мать, Дейзи, отгоняла всех женихов. Когда она встретила Рода, Джун все еще была красивой, но уже нельзя было назвать ее молодой, особенно для того времени. Ей было тридцать два. Не быть замужем в таком возрасте в 1940-х годах было почти то же самое, что и быть старой девой.

Их роман был стремительным и страстным. Они влюбились летом 1946 года и виделись в Сан-Франциско и Беркли на протяжении следующего года. Когда Джун вернулась на работу в Йосемити летом 1947 года, на этот раз в лагерь Глен Аулин, Род отправился на лесопилки Северной Калифорнии и Южного Орегона, где решил заработать достаточно денег, чтобы стильно жениться на Джун. Его письма за то лето были полны нетерпения и любви. Он был полон планов и обещаний — касательно своей карьеры, их свадьбы, дома, который он купит для нее, семьи, которую они создадут. Он беспокоился, что не является тем человеком, которого хотела бы видеть мать Джун, или не из того слоя общества, но был полон решимости показать себя с лучшей стороны. “Я собираюсь сделать тебя счастливой. Я не женюсь на тебе и не поведу тебя в жизнь, в которой ты не будешь счастлива”, - писал он. “Я сейчас счастлив, гораздо счастливее, чем когда-либо раньше в своей жизни, потому что ты — моя маленькая девушка мечты, и моя мечта сбывается.”

После тяжелого лета работы в лесозаготовках, были составлены планы на свадьбу. Церемония состоялась через три дня после Рождества в Сакраменто. Согласно газетной статье, опубликованной на следующей неделе, молодожены провели медовый месяц в Кармеле после церемонии, во время которой “невеста была одета в белое атласное платье с декольте в форме сердца, длинными рукавами, заканчивающимися острыми углами на запястьях, и полной юбкой с двойным пеплумом, заостренным спереди. Ее полная фата из шелковой сетки была прикреплена к ободку из жемчуга и апельсиновых цветов. Она также держала в руках носовой платок, который находился в ее семье уже 75 лет.”

Невесту к алтарю проводил ее дядя Росс, в доме которого в Сакраменто она проживала. Свидетелем жениха был его брат Кеннет.

Согласно семейным историям, некоторые родственники Джун возражали. Род был слишком молод для Джун, говорила Дейзи, и у него не было хороших перспектив. Возможно, Джун также было неудобно из-за относительной нищеты, в которую она вступала в брак. Позже мой отец рассказывал людям, что вскоре после знакомства с Джун у него произошло небольшое ДТП, и его чувства были задеты, когда она сказала, что ей стыдно ездить на его помятой машине.

Имея жену на иждивении, мой отец бросил учебу. Он и моя мать переехали на север, в Медфорд, штат Орегон, где Род вернулся в лесозаготовительный бизнес и устроился на работу в качестве лесного контролера в компании Southern Oregon Sugar Pine Corporation в городе Central Point, в двух милях от Медфорда.

Вскоре у молодой семейной пары появился ребенок на подходе — я. Ближе к концу срока, моя мать оставила моего отца в Медфорде и переехала к своей матери в Окленд, что стало обычным для рождения всех ее детей.

Если бы все шло по плану, она, вероятно, вернулась бы в Медфорд и вырастила бы семью. Но моему отцу не повезло. Однажды утром на перерыве на работе он помутился рассудком, и его пришлось отвезти на скорой в больницу Медфорда. Его вылечили от солнечного удара и отправили обратно на работу. Когда симптомы вернулись, он обратился к другому врачу и получил лечение от теплового удара. Когда его состояние так и не улучшилось, Род покинул Медфорд и переехал жить к семье Джун в большом доме в Окленде. Он выздоровел, но ему сказали не возобновлять никакой тяжелой физической работы на свежем воздухе. Для него лесозаготовительный бизнес закончился. Он больше никогда не вернется на Северо-Запад.

Судя по записям о рождении, я был выношен до полного срока, и я был нормальным, здоровым ребенком, который родился рано утром у доктора по имени Джон Генри. Я был крупным младенцем — девять фунтов и двадцать четыре дюйма в длину. (Это у меня от природы. Мои родители были большими. Моя мать была ростом шесть футов, а мой отец — шесть футов и три дюйма. Мой младший брат, Брайан, имеет рост шесть футов и десять дюймов.) Фотографии меня, когда я был младенцем, показывают большого, смешного младенца с яркими глазами и здоровым аппетитом. На одной фотографии я тянусь за куском торта. Мой отец говорит, что я был веселым, счастливым и дружелюбным младенцем, которым обожала его мать.

Они дали мне принятое американское имя моего деда — Говард Август Далли. До сих пор мой дядя Кеннет говорит, что из всех Далли я больше всего похож на него.

Род занятий моего отца был указан в моем свидетельстве о рождении как «Тэлли-мэн, Компания Southern Sugar Pine Lumber Co., Медфорд, штат Орегон». Но он никогда не возвращался на эту работу. После моего рождения он переехал со своей новой семьей в двухкомнатную квартиру. После моего рождения он перевез свою новую семью в однокомнатную квартиру в Спартанской деревне, комплексе студенческого жилья для малоимущих рядом с Университетом штата Сан-Хосе. Он устроился на работу продавцом в лесоторговой компании San Jose Lumber, которая находилась в двух шагах от нашей квартиры, и возобновил свои учебу в университете.

У меня очень мало воспоминаний о жизни в Спартанской деревне. Самое яркое из них — это воспоминание о страхе. Там была детская площадка, и мой папа построил мне чучело паровоза из бочек объемом в пятьдесят галлонов и древесины. Я был горд им и горд тем, что мой папа построил его.

Но рядом с жилым комплексом было большое, открытое поле с сорняками. Я боялся этого поля. Я боялся того, что было в тех сорняках. В центре поля была низкая впадина, куда дети бежали и исчезали. Я боялся, что они не выйдут. Я знал, что, если зайду на это поле, я упаду