Переулок капитана Лухманова - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У-у-у! — привычно завыл четвертый «А». — Каникулы же завтра, четверть кончилась!..
— От того, что она кончилась, знания у вас не стали лучше. Марченко, Рамазанову и Райнису я с трудом натянула четвертные тройки с минусом, поэтому нечего голосить…
Оказалось, что Костик Удальцов и Валька Федорчук похожи друг на друга не только снаружи, но и «внутри». У обоих был спокойный характер, оба любили книжки про корабли и не любили драться. Но Костик из-за этой нелюбви считался человеком смирным и даже боязливым, поэтому не раз терпел «доводилки» от одноклассников. («Удалец-молодец, вот пришел тебе капец!») А Валька за счет своей чемпионской игры в «жоску» сразу обрел авторитет.
Но главную известность и уважение четвероклассник Валька Федорчук заработал не из-за «жоски». Скоро выяснилось, что он — «человек из цирка».
Местный цирк выступал в родном городе только в теплое время — где-то с мая по октябрь. Когда приходили холода, он уезжал в города покрупнее: Свердловск, Омск, Челябинск, а то и совсем в дальние края. Дело в том, что в Турени здание цирка не годилось для зимних гастролей. Было оно деревянное. Обширное, с высоким куполом, солидным фасадом, но ветхое, щелястое, продуваемое всеми ветрами. Не для акробатов, одетых в спортивные костюмы, и не для танцовщиц на проволоке в их балетных юбочках. Да и зрители в такое неуютное время ёжились и пускали изо рта колечки пара. И все же у цирка было свое гордое название: «Туренский госцирк». Фанерные метровые буквы этого названия гордо торчали над фасадом, а где-то с середины марта на заборах и афишных тумбах начинали пестреть афиши: они извещали о близком начале нового сезона.
Так было и весной сорок шестого года. Реклама, предчувствие праздника, звуки оркестра, который заранее начал репетиции в гулком дощатом пространстве, рассуждения о турнире по французской борьбе… Валька Федорчук (которого скоро все стали звать просто Чуком) тоже говорил иногда о цирковых делах, но как-то неохотно. Костик решил, что, наверно, это из-за дядюшки. Чук однажды обмолвился, будто дядюшка одно время работал в цирке, но что-то не сложилось. Впрочем, цирковые события случились ближе к лету. А до этого, ранней весной еще, появился ТЭК.
В первые же дни знакомства Костик немало узнал про Вальку Федорчука.
Судьба у Чука сложилась несладкая. До войны жил он с родителями в Севастополе. Мать умерла от туберкулеза, когда Валька был совсем малышом, отец работал на корабельном заводе. Одно время приглядывала за Валькой сестра матери, тетя Галя, но за год до войны вышла она замуж, уехала в Джанкой, а маленький Валька расставаться с отцом не захотел. Так и остались вдвоем. А в конце июля сорок первого года с завода в далекую Сибирь отправили группу специалистов. Там, вдали от всех морей и океанов, на речных судоверфях, начали выпуск торпедных катеров. Грузовые и пассажирские пароходы строили здесь с давних времен, а военными судами раньше не занимались, вот и стали нужны специалисты.
Валькин отец был хорошим специалистом — по профессии лекальщик. Плохого бы не послали. А еще учли, что в городе Турени есть у Максима Тарасовича Федорчука родственники — будет где приткнуться в неуютное военное время.
Родственниками были старший брат Максима Тарасовича Юрий и двоюродная тетка Анна Степановна — тетя Анюта, суровая на вид старуха.
Брат отца, Юрий Тарасович, по возрасту и здоровью для фронта не пригодился.
Чук нехотя сказал Костику:
— Так, всю жизнь подрабатывал где придется, мотался по разным местам. Иногда и меня брал с собой, тетка-то очень уж неласковая…
— А… твой папа? — нерешительно спросил Костик.
Они шепотом беседовали на уроке рисования.
— Он умер в сорок третьем году. Так же, как мать, от туберкулеза. А я застрял в этих краях… Так хочется обратно в Севастополь! Он, конечно, сейчас весь разрушенный, а мне снится без развалин, как до войны. Хотя я, конечно, почти не помню…
Говорил Чук спокойно, только смотрел не на Костика, а в окно.
Костик подумал, что жизнь его чем-то похожа на жизнь Чука. Существование было тоже почти сиротское. Постоянно без матери, с двумя «твердокаменными» бабушками…
— Ты вернешься, — утешил Костик Чука. — Подрастешь, станешь самостоятельный и уедешь…
— Ага… — не отворачиваясь от окна, шепнул Чук.
А Костик подумал, что пусть Чук взрослеет не очень быстро. Не хотелось расставаться…
После уроков Чук сказал:
— Пошли в кинушку. Ты смотрел «Иван Никулин, русский матрос»? Там про моряков и Севастополь…
Костик не смотрел. Но…
— Денег нету на билет.
— Пойдем, там тетя Анюта работает контролером, пропустит…
И тетя Анюта пропустила, хотя и недовольно покачала головой. Велела своей помощнице-девчонке:
— Посади их на полу у печки…
И девчонка проводила ребят к теплой печке сбоку от запасного выхода. Там было хорошо так, уютно…
Фильм оказался замечательный! Чук видел его уже третий раз, но все равно смотрел затаив дыхание. А про Костика и говорить нечего…
Когда шли обратно, Костик сказал:
— Жаль только, что грустный конец.
— Зато как мчались на врага наши катера! — возразил Чук. Помолчал и добавил: — Вот такие и строил отец… Торпедоносцы…
Костик промолчал. В его семье никто не строил катера-торпедоносцы.
И Чук неловко сказал:
— Кось, я, кажется, зря похвастался. Не сердись…
— Я ни капельки не сержусь. То есть ты ни капельки не похвастался…
— Давай зайдем ко мне. Я покажу свой альбом с кораблями.
— Ты рисуешь?!
— Не-е. Вырезаю из журналов и наклеиваю…
— Пошли! — обрадовался Костик, хотя внутри грызла тревога: ох и влетит ему дома за позднее возвращение!
Бабка Анюта, у которой жили Чук и его дядюшка Юра, владела кривой бревенчатой хибарой на краю городского лога. Но в тот день Костик до хибары не дошел. В квартале от лога, в конце улицы Челюскинцев, они увидели своего одноклассника. Его звали Витька Рамазанов, или попросту Рамазан. А еще у него имелось прозвище — Бомбовоз. Не насмешливое, а почтительное.
Витька был покрупнее и постарше других ребят, потому что в четвертом классе он сидел второй год (не ладилось у него с русским языком и арифметикой). Но, в отличие от других второгодников, не был Бомбовоз ни лодырем, ни хулиганом. Отличался спокойным характером и часто заступался за тех, кто слабее.
А еще авторитетности Бомбовозу добавляла его награда. Он получил ее четыре года назад, когда ухитрился «приклеиться» к школьной фронтовой бригаде, на Заречном фанерокомбинате. Такие бригады работали там с сорок второго года. Совсем небольшие пацаны, из третьего и четвертого классов местной начальной школы. А еще и ребята постарше, из ближней семилетки.