Ревность - Кристина Французова

—Ага, японского… Худенькая девочка с сиськами десятого размера и десятком обнажённых поклонников, стоящих вокруг неё, и во всеоружии, так сказать.

После озвученной нелепицы я не выдержала и громко расхохоталась, едва в голове нарисовалась жуткая картина:— Только не говори, что это и есть твоя тайная и сокровенная эротическая фантазия.

—А что?— Моя лучшая подруга без комплексов:— Мужики во все века заводили гаремы из полтысячи неудовлетворенных, от того злых и ревнивых баб. Ты думаешь почему у тех, кто держал гаремы, столько кровожадностей и убийств с переворотами водилось? Несчастные тётки должно быть с ума съезжали от дикой жажды по мужикам, а не получив желаемого, усмиряли голодную утробу другим извечным способом — проливали чужую кровь, строя козни. А у меня пусть был бы какой-то десяток, пф! К тому же я не жадная.

Я продолжала хохотать, сидя на одном из двух имеющихся в комнате кресел и сгибалась пополам от смеха:— А-ха-ха, прекрати.

—Зато ты наконец рассмеялась, а то я успела подумать, что мою подругу за те два дня, что мы не виделись, завербовали в секту «Конец света близок, очистись щедрыми подаяниями инок».

—Спасибо, что позвонила, Мариш,— постаралась передать скопившуюся тёплую признательность голосом, раз уж не могла обнять.

—Подольский как?

—Мы не виделись сегодня. С водителем домой приехала. Вроде у него какие-то срочные дела на работе появились.

—Да уж, конечно. Держи карман шире. Чтобы Гера, который с тебя пылинки сдувает и на руках носит до туалета и обратно, предпочёл непонятные дела твоей выписке? Ни за что не поверю…

Я и сама знала, сказанное подругой — чистая правда. Любой, кто мало-мальски знаком с Георгием Подольским, так же прекрасно осведомлён, насколько тот одержим своей женой, то есть мной. Впрочем, я отвечала мужу полной взаимностью. Мы хоть и не особо публичные люди, но тем не менее никогда не скрывали чувств, что испытывали в отношении друг друга. Поэтому все, кто регулярно или не очень общался и виделся с нами, отлично понимал, что наша семья основана на бурной и взаимной любви без грамма расчёта. Да, Гера много работал и не мог уделять мне достаточного времени. Но когда он рядом, то не было на свете той силы, которой по силам нас разъединить. Он ходил за мной по пятам, и я вторила ему тем же. Может мы больные, кто бы знал. Но когда врастаешь в другого человека с корнями, выдрать обратно невозможно. Хирургические навыки и скальпель уже не помогут — летальный исход при любом, даже самом осторожном вмешательстве.

Гера моя первая и единственная любовь. Он мой первый и единственный мужчина. Таковым и останется до самой смерти, других мне не надо. И я более чем уверена, что он чувствовал тоже самое, если не больше. Потому как все окружающие не упускали случая потешиться над мужчиной, высмеивая его чрезмерную пылкость в отношении меня — когда он старательно сдувал каждую несуществующую пылинку или упреждал любое желание. Отчего сплетни и зависть вокруг нас разрастались также быстро, как снежный ком в горах превращался в лавину от любого неосторожного, едва заметного шума, стоило нам появиться на приёме или именинах кого-то из партнёров мужа. Поэтому я привыкла избегать любыми путями большого скопления людей. Липкая грязь из осуждения, презрения, неприязненности и в большей степени зависти — это самый короткий список того, что я чувствовала, когда оказывалась под перекрёстным прицелом ядовитых глаз и вспышек фотокамер. Мерзко. Отвратительно. Жизненно.

—Алё, гараж! Ты почему молчишь?— до меня вдруг донёсся резкий голос подруги, заставивший вздрогнуть от неожиданности.

—Извини, родная, задумалась.

—Ох, Мирка. Хватит витать в облаках. Жизнь не закончилась. Всё у тебя наладится, вот увидишь.

—Твоим оптимизмом можно подпитывать целые города, списав в утиль атомные электростанции.

—А смысл хандрить? Жизнь, итак, не сахар, чтобы мы с тобой слёзы проливали. Соберись, возьми себя в руки. Запишись в наш любимый спа-салон, тот который возле торгового центра и меня заодно запиши. Будем вместе красоту наводить. А то на тебя без дрожи не взглянешь.

—Ну, спасибо подруженька.

—А что? Кто кроме меня тебе правду-матку в глаза скажет?

—И то верно. Хорошо, уговорила. Узнаю вечером планы Геры и запишу нас в салон, встанем в очередь за красотой.

—Только ты мне заранее сообщи день и время, чтобы я у шефа отпросилась.

—Не смеши меня, Маринка. По-моему, это твой шеф у тебя отпрашивается, а не наоборот.

—А-ха-ха, есть такое. Но я же не наглею, знаю всё-таки своё место в пищевой цепи.

—Ты не надумала его бросать? Он ведь женатик, семейных перспектив — круглый ноль.

—Глупая ты, Мирка. Он именно этим меня и устраивает. Сама знаешь после Самохина я серьёзные отношения на дух не переношу. Поэтому мой женатый шеф — отличный вариант безопасно расслабиться. К тому же, умудрённые жизненным опытом матроны любят неустанно повторять, что регулярный секс полезен для женского здоровья.

—Угу, только надеюсь ты понимаешь, что так говорят исключительно те женщины, кто нуждается в оправданиях череды беспорядочных связей.

—Поздравляю, моя подруга — лицемерная ханжа. Если ты глубоко и надолго замужем, Мирка, это же не значит, что все женщины должны мечтать о том же самом.

—Ты права, Марин, извини.

—Да, ладно. Я не обижаюсь. К тому же тебе простительно, натерпелась как-никак.

—Не будем об этом. Иначе вся твоя дружеская терапия полетит коту под хвост.

—Слушай, а хочешь я подарю тебя котёнка? Или щенка. Ты кого больше любишь?

—Не вздумай. Во-первых, я хочу ребёнка, а не котёнка. А во-вторых, Гера вышвырнет вон всех лохматых и хвостатых. Он категорически не желает видеть в доме любую живность.

—Да в вашем доме месяц будешь животинку искать и то не найдёшь. Пока все комнаты оббегаешь, успеешь и проголодаться, и потеряться.

—Не преувеличивай.

—Ладно, как скажешь. Пойду я дальше работу работать. А ты не забудь про спа.

—Ты же мне сама десять раз напомнишь, если я забуду.

—Ха-ха, чао, подружка.

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,

А как стали одно за другим терять,

Так, что сделался каждый день

Поминальным днём,—

Начали песни слагать

О великой щедрости Божьей

Да о нашем бывшем богатстве.

А. Ахматова, 1915

С Мариной мы сдружились на первом курса института. Когда я только-только приехала из провинции в большой незнакомый город, то долгое время терялась от количества снующих по улицам людей, ускоренного темпа жизни. Кто-то постоянно куда-то спешил, торопился, продираясь сквозь людскую реку таких же суетливых прохожих, не забывая прочищать себе путь плечами и локтями, при этом громко говоря по телефону и сопровождая разговор активной жестикуляцией. Машины оглушительно сигналили почему-то аккурат в тот самый момент, когда оказывались позади тебя и ты невольно подпрыгивала вверх на добрый метр. После моего родного Н-ска, где почти все жители знали друг друга в лицо, городская кипучая жизнь меня несколько ошеломила. Маринка, в некотором роде, пожалела пугливую провинциалку и взяла надо мной шефство. Да так увлеклась новым опытом, что вот уже около девяти лет мы подруги не разлей вода. Признаться с её темпераментом у меня не было ни единого шанса отказаться. Маринка сказала — Маринка сделала. Со стороны мне забавно наблюдать за её неиссякаемым оптимизмом. Но вместе с тем я безмерно благодарна ей за помощь, что девять лет назад, что сейчас. Хотя в больших дозах выносить подругу могла только я. Гера, завидев её издали, молниеносно придумывал срочные дела и удалялся в кабинет, не забыв запереть дверь на замок (изнутри естественно).