Повороты судьбы - Кристина Французова

Я стою у окна с кружкой любимого мятного чая, обхватив её ладонями, и пытаюсь растопить огромную глыбу льда, поселившуюся в моей душе. Наблюдаю за роем снежинок, что в угоду неукротимому ветру закручиваются в спирали, а через секунду разбегаются вверх и вниз в хаотичном порядке. Словно пытаются сопротивляться необузданному вихрю, норовя вернуться обратно в небеса. Или же и вовсе сбежать, и скрыться от воздушного натиска. Стремясь отвоевать для себя хотя бы мгновение, чтобы остановиться на секунду и подумать, куда же полететь дальше.

Я смотрю на эти снежинки и чувствую, что круговорот судьбы закручивает меня по спирали в воронку, из которой в этот раз мне уже не выбраться. Но тут же одёргиваю себя. Своевременно вспоминая, что теперь я не одна. У меня есть величайший дар небес. Моё сокровище. Ради которого я сделаю всё возможное и невозможное. Поборю и преодолею все препятствия и выйду из этого сражения победителем. Да, победителем! Поскольку выбора как такового у меня теперь нет. Моя жизнь отныне посвящена маленькому сокровищу. Единственному, кто у меня остался от прошлой жизни. Моя доченька, мой лучик света в бесконечном снежном вихре.

Прохожу в детскую, чтобы удостовериться в крепком и безмятежном сне моей дочурки. Сегодня после хорошей утренней прогулки и плотного обеда, стоило её головке опуститься на подушку, как Настя моментально заснула. Давая маме возможность уложить разбросанные, хаотичные мысли в относительный порядок.

Возвращаясь из детской в гостиную, случайно бросила взгляд на отражение в зеркало и вздрогнула от неожиданности. С появлением дочери я редко вспоминала о собственной внешности. Что когда-то тщательно ухаживала за волосами, рассматривала первые появившиеся лучики-морщинки вокруг глаз и перепробовала многочисленные крема, сыворотки, скрабы. Сейчас из отражения на меня взглянула молодая женщина с распахнутыми карими глазами и взглядом запуганного кролика. Густая копна некогда блестящих каштановых волос с медным отливом и стрижкой удлинённого каре превратилась в нечто бесформенное, отросшее и повисшее некрасивыми сосульками. Часть из которых собрана в небрежный хвостик на макушке. Домашняя одежда, состоящая из обычного трикотажного костюма, почему-то смотрелась мешковато, хотя когда-то подчёркивала все мои округлости. Пышными формами я и раньше не обладала, но верхние и нижние девяносто присутствовали (буду откровенной, верхние — не дотягивали до девяносто, но я не теряла надежду).

Сейчас же измождённым выглядело не только лицо, но и ссутулившаяся спина, ручки тростиночки. Да и грудь с бёдрами явно потеряли свои объёмы. Я с трудом осознала, что невзрачное отражение из зеркала и есть я. Та самая Жанна, что никогда раньше не позволила бы себе отсутствие хорошей стрижки, безупречного макияжа и растянутой домашней одежды. Невольно поёжилась от осознания увиденного. Встряхнула головой, чтобы прогнать ненужные мысли. И напомнила себе: «Не время думать о причёсках и нарядах. Сейчас самое главное уберечь моё солнышко, чтобы нас не разлучили». О чём-то постороннем думать я себе запретила. Да и поздно уже предаваться бессмысленным воспоминаниям и глупым мечтам.

Прошла в гостиную. На съёмной двухкомнатной квартире гостиная заменяла и зал, и мою спальню. Так как дочке я сразу выделила маленькую комнату под детскую. В моей же комнате мне вполне достаточно было раздвижного дивана, который по вечерам превращался в кровать. Два витринных шкафа для книг, посуды и разных бытовых вещей, и низкого комода с большим телевизором сверху. Хоть обстановка представлялась заурядной, но мебель была новая (не скрипела и не пахла нафталином), что я очень ценила. Одним из достоинств было наличие уютного балкончика с французским остеклением. Там стояли два плетёных кресла и стеклянный кофейный столик. За которым я с величайшим удовольствием предавалась чаепитиям, наслаждаясь представленным окружающим видом.

Заглянув в сумку-тоут, я извлекла злосчастного «вестника апокалипсиса». Разделившего мою жизнь на «до» и «после». Заказное письмо, полученное мною вчера и вернувшее меня в прошлое, о котором я безнадёжно пыталась забыть.

В конверте находилась… судебная повестка с требованием явиться в суд на слушание дела по установлению отцовства на мою дочурку….

Как же так…?!

Почему? За что он так со мной? Какую цель он преследует? Неужели он настолько меня ненавидит, что решил добить меня окончательно?

Слёзы невольно градом покатились из глаз. Истерика набирала обороты. Меня затрясло от сдерживаемых рыданий, и я, впиваясь зубами в кулак, старалась изо всех сил не дать прорваться плотине. Так как знала, что не остановись я сейчас, сию минуту, и нервный срыв мне обеспечен.

Но я не могу себе этого позволить, так как в соседней комнате спит моя малышка. «Держись Жанна»,— давала я себе мысленных пинков. Рванула на кухню, открыла кран холодной воды. Набрала полный стакан и выпила залпом ледяную воду. В надежде если не остановить, то хотя бы ослабить прорывающуюся истерику. Мне нужна холодная голова и ясный ум. Я во чтобы то ни стало должна изучить этот чёртов судебный иск, приложенный к повестке. Просто обязана. От этого зависит судьба и моей девочки, и моя.

Сделала десять глубоких вздохов, что закружилась голова. Но смогла частично прийти в себя. Взяла бумаги и погрузилась в изучение….

Мой бывший жених Игорь требовал признать его отцом малышки. Заявил ходатайство о проведение ДНК-теста между ним и моей девочкой. А я как законный опекун обязана предоставить её биологический материал….

Что же теперь будет?

И что мне делать со всем этим?

А ведь Игорь звонил мне месяц назад и ни один раз, просил поговорить. А я с дуру распсиховалась и наорала, чтоб он не звонил мне никогда и бросила сгоряча трубку. А потом и вовсе не отвечала на все его звонки. А оно вон как повернулось…. От суда уже не сбежать. Хочешь — не хочешь, а пройти через эту нервотрёпку придётся.

Так, что я имею по факту и чем смогу нас защитить?

Опекунство над моей крошкой у меня оформлено официально, как положено, бумаги все в порядке. Я уже даже начала помаленьку готовиться к полному усыновлению Настеньки. Поэтому опекунства меня лишить по щелчку пальцев никто не сможет. Но он-то хочет признать себя отцом?! И у отца однозначно прав на девочку будет больше чем у меня, опекунши. Но почему отец? Неужели он и вправду может быть настоящим отцом Насти?

Я смотрю на бумаги, и буквы расплываются перед глазами, а исковое заявление бывшего жениха покрывается мокрыми разводами. Провожу пальцами по щеке — слёзы текут ручьём. Но я не плачу. На рыдания видимо уже не осталось сил.

—Мама, ты плачешь?— неожиданно раздался детский голосок.

Это проснулась моя доченька. А я, погрузившись в мрачные размышления, даже не заметила её появления. Надо срочно брать себя в руки. Судорожно вытираю рукавами трикотажного джемпера лицо, и только затем, поднимая голову, нежно улыбаюсь своему лучику.