Смертельный дубль - Евгений Игоревич Новицкий

успел несколько раз перейти из рук в руки, пока в нем наконец надолго не обосновался режиссер Баклажанов. Впрочем, и ему все-таки не пришлось задержаться там надолго…

В один из вечеров Баклажанов остался в пресловутом павильоне после съемочной смены. По ее окончании все остальные члены группы испарились в одно мгновение, а Баклажанов решил на месте сделать некоторые исправления в сценарии, покуда не забылось, что именно надлежит исправить. Так он поступал частенько — во время работы с актерами над каждой новой сценой режиссер почти всегда находил что-то, что его не устраивало, однако не всегда была возможность исправлять ее немедленно. Баклажанов занимался этим вечерами — и все, кто с ним работал, знали за ним такую особенность.

Баклажанов был серьезный человек — всякие слухи о призраке просто-напросто пропускал мимо ушей. У него и мысли не могло возникнуть, что его привычное вечернее одиночество в павильоне может кто-то потревожить. Но в этот вечер режиссер, вероятно, очень пожалел о такой своей самонадеянности…

В тот вечер Баклажанов, как обычно, сидел среди софитов, сильно сгорбившись над небольшим столиком, на котором были разложены листы сценария. Режиссер внимательно читал смутившие его места, перемарывал, возвращался к ним и перемарывал заново…

Увлеченный работой, он не сразу заметил, что кто-то пожаловал в павильон. Лишь когда до его сознания дошло, что сзади приближаются чьи-то шаги, Баклажанов обернулся.

И тут режиссер раскрыл рот от удивления и даже привстал. К нему подходил высокий человек, одетый в старое широкое длиннополое пальто, какое носили лет сто назад. На голову человека был нахлобучен цилиндр.

«Актер, — сразу сообразил Баклажанов. — Но с каких же это съемок? Что у нас сейчас такого снимают исторического?..»

Между тем человек, безумными глазами глядя прямо в лицо Баклажанову, внезапно стал декламировать:

— Здравствуйте, Алена Ивановна… Я вам вещь принес, да вот лучше пойдемте сюда, к свету…

Баклажанову вдруг стало нехорошо — он резко отшатнулся от незваного гостя, как от прокаженного.

— Что вы несете? — заговорил режиссер. Звук собственного голоса придал ему уверенности — Баклажанову показалось, что он сейчас возьмет себя в руки и обретет привычный ему контроль над ситуацией. — Какая еще Алена Ивановна? Вы пьяны, молодой человек! — триумфально заключил Баклажанов, словно ожидая, что молодой человек тотчас устыдится своего поведения и убежит прочь.

Вместо этого молодой человек продолжил медленно и угрожающе надвигаться на режиссера и одновременно с этим произносить дальше свою бессвязную речь:

— Помилуйте, Алена Ивановна, знакомый ваш, Раскольников, вот, заклад принес, что обещался намедни…

С этими словами молодой человек сунул руку за пазуху пальто, намереваясь что-то вытащить.

— Погодите! Погодите! — вскричал ошарашенный Баклажанов. — Я вас узнал! Да! Да! Вы актер! Пробовались на роль Раскольникова… Что ж, здорово вы меня сейчас того… разыграли. Хе-хе. — Режиссер принужденно засмеялся, но гость не разделил его веселья.

Молодой человек продолжал мрачно исподлобья сверлить Баклажанова взглядом.

7

— Знаете что, — вдруг сказал режиссер, осторожно присаживаясь на стул и приглашая молодого человека сесть на соседний, — давайте спокойно поговорим. Вы меня заинтересовали. Это ваше эффектное появление… Словом, я хочу познакомиться с вами поближе. Надеюсь, вы не возражаете?

Баклажанов вопросительно заглянул молодому человеку в лицо, но оно оставалось безучастным. Затем молодой человек нахмурился и заговорил каким-то злобным шипящим шепотом, от которого режиссера бросило в дрожь:

— Да что вы так смотрите, точно не узнали? Хотите берите, а нет — я к другим пойду, мне некогда.

Баклажанов побледнел и недоуменно развел руками.

— Что б-брать?.. Простите, я вас не понял. И напрасно вы говорите, что я вас не узнал. — Тон режиссера вновь обрел уверенность. Он даже захотел в шутку погрозить молодому человеку пальцем, но что-то его остановило. — Я вас очень даже узнал. Вы пробовались в моем фильме. Сожалею, что не сыграли в нем. Ну так сыграете в следующем — что за беда?

— Лихорадка, — хрипло произнес на это молодой человек. — Поневоле станешь бледный, коли есть нечего… Вещь, папиросочница, серебряная, посмотрите…

С этими словами молодой человек снова полез за пазуху, намереваясь что-то извлечь из нее, но Баклажанов вскочил со своего места и шумно заговорил:

— Слушайте, я понял, вы запомнили весь текст! Ну надо же! Столько времени прошло, а вы все помните. И это при том, что вы всего лишь пробовались, а не играли. У вас замечательные способности, скажу я вам… Только, простите, я… забыл вашу фамилию. Я очень хорошо вас помню в лицо… и по вашей игре… а вот фамилию забыл… Только не говорите, что Раскольников! — предупредительно закончил Баклажанов и робко засмеялся.

— Нет, не Раскольников, — сказал молодой человек после паузы. — Не Раскольников, а Топорков.

— Ах вот как! — воскликнул Баклажанов и мгновенно покрылся испариной. Только сейчас он вспомнил, что в последнее время у всех на устах было самоубийство актера Топоркова и его последующие брожения по студии в качестве призрака. — Что ж, теперь я этого не забуду… что вы Топорков, — пролепетал режиссер и как будто против своей воли отступил от посетителя на пару шагов.

— Конечно не забудете, — промолвил Топорков и улыбнулся страшной улыбкой. Баклажанов отшатнулся от него еще дальше.

— Значит, вы… это… — забормотал режиссер, не зная, что говорить, но чувствуя, что что-то говорить необходимо, — значит, вы не умерли? Я очень рад, что нет. Я, знаете, никогда не верю слухам и в этот раз тоже не поверил…

— А вот и напрасно, — усмехнулся Топорков. — Как раз в данном случае вам стоило поверить. Ибо я действительно мертв.

— Что вы, что вы! — захихикал Баклажанов, но тут же с усилием нахмурился и произнес почти строгим голосом: — Знаете, это не смешно.

— Чего уж смешного, — вздохнул Топорков. — В смерти нет ничего забавного. Недаром в кинокомедиях никто не умирает. Насколько я помню, вы никогда не снимали комедии, Лев Александрович?

То, что Топорков знал его имя и отчество, почему-то немного успокоило Баклажанова. «Если б он был призраком, он бы не мог знать, что я Лев Александрович», — мелькнула у режиссера не очень логичная мысль.

— Комедии? — переспросил он уже более расслабленно. — Вы правы, я их не снимал. Не мой жанр. А вы следили за моим творчеством?

— Пока не умер, я следил за творчеством каждого мосфильмовского режиссера, — отвечал Топорков.

— Я прошу вас: давайте оставим эти глупые разговоры про смерть, — взмолился Баклажанов. — Вы ведь живы. Куда живее меня, — почему-то добавил режиссер.

— Сегодня мы сравняемся, — с новой гадкой улыбкой пообещал Топорков.

В этих словах Баклажанов уже почувствовал совсем нешуточную для себя угрозу.