Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, меня интересует, который был час… Но ничего страшного. Так кто потом появился во дворе?
– Тот, кто сейчас там лежит.
– Откуда ты знаешь, что это был он?
– Мне так кажется.
Я подавляю вздох: ребенок.
– И он был один?
– Да.
– Что же произошло потом?
– Я не знаю. Я отошел в туалет, а когда вернулся, он лежал там, где лежит.
– И тогда он тоже был один?
– Нет. Еще один стоял рядом и держал его рюкзак.
– Можешь описать, как он выглядел?
Йон задумывается.
– Весь в черном.
– Он был высокий или нет?
Мальчик прищуривается, смотрит на меня.
– Примерно как ты.
– Цвет волос?
– Н… не знаю. Он был в шапке.
– Что за шапка? Какие натягивают на лицо?
Вопрос вызывает у мальчика приступ смеха. В горле его что-то булькает – приятный звук, отдающийся теплом у меня в желудке. Потом смех переходит в кашель, и лицо Йона снова краснеет.
– Выпей воды, милый, – раздается голос Аманды.
Я протягиваю мальчику стакан. Он делает глоток – морщась, словно это доставляет ему боль.
– Нет, – отвечает Йон на мой вопрос. – Нет, шапки так не носят.
– Итак, когда ты вернулся, кто-то стоял возле того парня и рылся в его рюкзаке… – пытаюсь я вернуть разговор в правильное русло.
– Да, – подтверждает Йон.
– И что, нашел что-нибудь?
– Я не видел, что это было.
– Но он что-то нашел?
– Да, а потом исчез.
– Куда? В какой стороне?
Я показываю пальцем в окно, предлагая мальчику следить за моими движениями.
– Там… или там?
– Там.
То есть в сторону центра.
– А потом, – продолжает Йон, – исчез и другой.
– Другой? – удивляюсь я. – Тот, что там лежит?
– Нет, который прятался.
– То есть был еще один, который прятался? – Я поднимаю руку, выставляя вверх большой палец. – Итак, сначала был тот, который лежит… – Мальчик кивает, я выставляю указательный палец. – Потом тот, который рылся у него в рюкзаке…
– Да.
– А потом еще один…
– Да. – Йон явно доволен тем, что ему удалось хоть что-то объяснить этому непонятливому взрослому дяде.
– И этот последний… собственно, кто это был, мужчина или женщина?
– Я не знаю.
– Какие у него были волосы, длинные или короткие?
– Я не видел.
– И где он прятался?
– За зеленым ящиком. – Йон имеет в виду один из мусорных контейнеров. – Когда тот, что искал в рюкзаке, исчез, он вышел, а потом тоже исчез.
– И как он двигался? Медленно или быстро?
– Быстро, – неуверенно отвечает Йон.
– То есть так… ловко? – Лицо мальчика отражает непонимание, и я спешу пояснить: – Он не показался тебе неуклюжим? Не хромал, не припадал на одну ногу? Как он двигался, прямо?
Йон качает головой:
– Он просто двигался.
– То есть это все-таки был парень?
– Нет, – упрямо повторяет Йон. – Я не видел. Это ведь ты сказал «он».
На это возразить мне нечего. Я снова подхожу к окну. Снег под лучами прожекторов слепит глаза. Со стороны может показаться, что Мауритцон делает покойнику педикюр.
– И ты все время простоял так один?
– Да.
– Вы сюда не входили? – Этот мой вопрос обращен к Аманде.
– Нет, – отвечает та, как будто даже обиженно.
– Я так не думаю… – бормочу я, скорее про себя, и снова поворачиваюсь к мальчику: – Спасибо за помощь, Йон. Ты сообщил очень важные для нас вещи.
– Но он умер… – рассеянно повторяет паренек. – Тот, который лежит.
– Это так… В чем в чем, а уж в этом мы уверены на все сто.
В свете рождественской звезды очертания предметов за окном размылись. Теперь там стоит неразличимый серо-черный сумрак.
– Ты сейчас уйдешь? – спрашивает Йон.
– Похоже на то. – Я киваю.
– Счастливой Лючии[8]. – Он скользит взглядом в сторону прихожей. – И не забудь свои ботинки.
* * *
Тем временем внизу многое изменилось, или же наоборот – все осталось по-прежнему.
На покойнике больше нет обуви. Пальто с него тоже зачем-то сняли. Это все, что мне удается разглядеть издали: тело заслоняют фигуры снующих вокруг него людей. Поодаль, за заградительной лентой, стоит гражданский автомобиль, принадлежащий не то газете «Экспрессен», не то «Автонбладет». Помощников не видно – должно быть, ушли на задание по звонку Габриэля Бирка. Как будто похолодало. Но все эти перемены представляются незначительными в сравнении с мертвецом, который остается мертвым, и снегом, все так же струящимся с неба. Убитый мужчина – вот что главное в этой ночи.
– А кто сообщил о нем в полицию? – спрашиваю, держа мобильник в руке.
Я давно перестал доверять своей памяти, но записать разговор с мальчиком, кроме как на телефон, некуда. Молодой человек в форме с плечами тяжелоатлета держит в руке блокнот, в другой – булочку с сыром и ветчиной. Я узнаю в нем Фредрика Маркстрёма – помощника полицейского из Норрланда.
– Так… – он пролистывает несколько страниц в своем блокноте, – поступил анонимный звонок с мобильного. Звонивший говорил как-то странно – возможно, намеренно искажал голос. Больше мы ничего не знаем. Я заказал копию разговора, вам пришлют. Дежурный попросил информатора представиться, но тот дал отбой. Удивительно, что они все-таки отреагировали.
– И кого послали? Вас?
– Меня и Халль, – отвечает Маркстрём, жуя булку.
Маленькая, говорливая и веселая Оса Халль из Гётеборга – полная противоположность Маркстрёму.
– Кто прибыл за вами?
– Ларссон и Лейфби.
– Ларссон и Лейфби?
– Да.
– Что они делали в центре?
Маркстрём откусывает еще кусок.
– Без понятия. Якобы случайно оказались поблизости.
Ларссон и Лейфби работают в районе Худдинге и относятся к тому типу полицейских, который редко представляет органы правопорядка в дни открытых дверей и перед журналистами. Один из них боится высоты, другой – выстрелов. Серьезные недостатки для полицейских, что и говорить. Кроме того, оба падки на сенсации – почти как репортеры.