Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов

Вот и сейчас, когда день почти подходил к концу, снова должен был состояться звонок одного из них. Струге в течение дня не звонил Пащенко в одном случае – если он был в процессе. Пащенко не беспокоил Антона, если у него также были неотложные дела. Сегодняшний, четвертый перед отпуском день Струге провел, практически не выходя из зала судебного заседания. Уже неделю продолжался процесс, приговор по которому Антон планировал вынести в последний день перед уходом в отпуск. Часы на стене показывали начало седьмого вечера, и чтобы не ошибиться, Струге набрал номер мобильного телефона Вадима. «Так будет наверняка»...

– Здравствуй, Антон. – АОН прокурора работал безошибочно. – Перезвонить можешь?

Становилось ясно, что Пащенко завис в коллоидном растворе под названием «неотложное дело».

– Не вопрос, – согласился Антон. – Только когда освободишься, перезвонишь сам.

Заставлять себя ждать прокурор не стал. Струге не успел вымыть две чашки с засохшим на дне осадком кофе, как телефон призвал его к себе.

– Привет еще раз, – устало произнес Пащенко. – Ну, как настроение?

– Отменное. – Произнося этот неизменный ответ на подобный неизменный вопрос, судья чувствовал, что на этот раз не лукавит. – Слушай, забавная история происходит в нашем городе. Я уже второй день езжу на работу мимо мэрии и вижу одну и ту же забавляющую меня картину. Над городской ратушей развивается сербский флаг, а никому до этого нет дела. Мне как-то неудобно, может, ты позвонишь Мартынюку да сообщишь ему о том, что негоже у себя над головой вешать флаг страны, перевернутый вверх ногами?

– Наверное, ты – единственный из терновцев, кто это заметил, – после непродолжительной паузы ответил Вадим.

– Да? Наверное. Но я бы никогда не обратил на это внимания, если бы не Валька Хорошев. Помнишь его?

Пащенко быстро напряг память и вспомнил знакомую фамилию. Валентин Хорошев был их одноклассником. Потом он куда-то исчез, а после выяснилось, что он поступил в Новосибирское высшее военно-политическое училище.

– А почему ты Вальку вспомнил и при чем здесь сербский флаг?

Струге рассмеялся:

– Помнишь, НАТО долбило Югославию да делило территорию – куда англичане входят, куда немцы, а куда – американцы? А когда поделили да двинулись на распределенные зоны, неожиданно выяснилось, что в албанской Приштине уже русский десантный батальон. В то время, когда «натовцы» вешали на каски ветки и мазали рожи в боевую раскраску, наши уже катали по аэродрому девок на БТРах да жарили прямо на взлетной полосе, на решетках, праздничные чевапчичи. НАТО тогда сильно на Россию обиделась. Те миллиарды вбили, чтобы в Югославию войти, а русские лишь на солярку от Македонии до Приштины потратились...

– Валька? – устало напомнил Пащенко.

– А наш Валька Хорошев как раз и был заместителем того батальона. Он, когда рассказывал мне об этом, упоминал, как они дуру на всем пути гнали. Пока по Сербии ехали, российские флаги вверх ногами держали. Мол, свои, чтобы лишних восторгов не было. А когда в Приштину зашли, на албанскую территорию, флаги правильно повесили. Пока то да се, они на аэродром въехали. А о флагах потом вообще позабыли. Не до них было. Обратно ехали – кто с российским флагом едет, кто с сербским... – Вадим услышал, как Струге, выдерживая паузу, что-то пьет. – Мэрия наша, а флаг – сербский. Вот поэтому я и обратил внимание...

– Кроме тебя, еще кое-кто обратил на это внимание, на свою беду. – На этот раз Пащенко не шутил и веселый настрой друга поддерживать не собирался. – Но не из местных. Сейчас он мерзнет в городском морге. Проветриться не желаешь? Или жена будет против?

– Ее нет. – Допив нарзан, судья поставил бокал на столик. – Может, Рольфа с собой взять?..

– Да пошел он к черту, твой Рольф!! Сволочь, вымазал мне слюной весь пиджак!..

– А я тебе говорил – выставляй колено вперед, когда он тебе на грудь от радости прыгает! Ладно, через полчаса в грузинском кафе?

Струге постарался побыстрее переодеться и выйти из дома. Пащенко все равно, у него жены нет, а раз так, нет и тех проблем, которые всегда возникают у нормального мужика, когда ему в голову приходит поиграть в футбол или выпить в баре с другом кружку пива. Антон был игроком на поле, но являлся судьей по статусу, и последнее заставляло его быть осторожным в выборе поступков и реализации желаний. Встречаться с кем-то на улице и при этом пить с ним пиво, пусть даже этот «кто-то» – прокурор, небезопасно для реноме судьи. Однако грузинское кафе, хозяин которого до сих пор находился в неоплатном долгу перед Вадимом, – это было нечто вроде надежной явки, где можно не озираться по сторонам.

Это уютное заведение, где в распоряжение Пащенко и Струге всегда предоставлялся отдельный кабинет, было расположено на перекрестке двух улиц, не имеющих сообщения с центральными магистралями города. Зная репутацию кафе как места, в котором любят перекусить менты, налоговые полицейские и «остальные, пожелавшие остаться неизвестными», к коим относились и Антон с Пащенко, в него никогда не приходили яйцеголовые граждане с предложением выстроить то, чего у кафе всегда хватало с избытком – «крышу».

Пащенко пришел тяжелый, словно слон, потерявший надежду найти воду после долгого перехода. Зная о том, что в пятистах километрах есть река, слоны, теряя последние силы, движутся туда, сжигая топливо до последней капли. А когда приходят к реке, то видят, что она пересохла. Точно такое же впечатление о себе принес Пащенко. Завидев Антона, он вяло махнул ему рукой, подошел к барной стойке, купил пачку сигарет и только потом оказался рядом с Антоном. Спрашивать, что случилось, судья не стал. Если Пащенко до сих пор, уже прикурив сигарету, ничего не сказал, значит, так нужно.

Несмотря на постоянно бравый, безукоризненный внешний вид, сегодня Вадим был слегка помят и даже несколько растерян. Такое с прокурором происходило лишь тогда, когда происходило нечто, что было выше его понимания.

– У меня через три дня отпуск, – как бы невзначай бросил Струге. – Знаешь, на Белом озере сейчас карась пошел такой крупный... Я уже удочку присмотрел. Неужели они, удочки, действительно так хороши, что за них три тысячи просят?

Удар был рассчитан наверняка, ибо Струге знал точно – Пащенко знает все виды удилищ и воблеров наизусть. То время, которое у прокурора оставалось после работы и общения с судьей, а при таком раскладе его оставалось совсем мало, он тратил на рыбу. Причем не на минтая или семгу, которую гораздо выгоднее было бы, не выезжая за пределы города, приобрести в ближайшем супермаркете, а на пустяковых, но живых карасей, язей и окуней. Однако на этот раз стрела, пущенная наверняка, сбилась с курса и исчезла из поля зрения.

– Я так плох? – полюбопытствовал Вадим.

– Ну, не так, чтобы говорить об этом безапелляционно, – возразил Антон. – Но уединение тебе бы не помешало. Хочешь, съездим? Я уговорю Сашу, она расстегнет на мне наручники, и мы заночуем на Белом. А одиночество тебе, на мой взгляд, на самом деле не помешало бы. Мы расплывемся на разные концы озера и уединимся лишь за тройной ухой поближе к вечеру. Так как?