Утро после победы - Ариадна Константиновна Рокоссовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом до возвращения из эвакуации мы отца не видели. Мама ездила на фронт еще два раза, но нас с собой не брала. Зато после окончания войны мы на два месяца поехали к отцу в Германию. Он хотел, чтобы мы все посмотрели, организовывал нам разные поездки по стране.
Когда в 43-м году мы вернулись в Москву, отец нас встречал. Мы поселились в квартире на улице Грановского. Это было наше первое постоянное жилье. Квартира была большая, мы к таким не привыкли, мебели почти не было. Так закончилась наша кочевая жизнь, постоянные переезды из города в город. С отцом мы периодически виделись, когда он приезжал в Москву. Рассказывал о ситуации на фронте. Мы сидели и слушали, раскрыв рты. Он очень интересовался нашей жизнью, учебой. Я в 1946 году окончила школу, а Элла за два года до этого в нее пошла.
В семье Жуковых больше не было желающих воевать?
Элла Георгиевна: Еще как были! Когда мы жили в Куйбышеве, Эра собиралась сбежать на фронт со своей подругой Майей Вознесенской. Правда, их быстро разоблачили. А так, мы, дети, помогали чем могли. Посылали посылки, письма фронтовикам. Эра всегда отчитывалась отцу, сколько собрали посылок, что отправили. В основном это были носки, варежки. Мы жили жизнью военного времени. Вечно сидели у приемника. У нас в доме сначала в Куйбышеве, а потом в Москве висела карта с флажками. Каждый день помечали продвижение наших войск. Других интересов, в общем-то, не было.
В жизни Георгий Константинович был совсем не таким суровым воином, каким его представляют сегодня
А ваша мама Александра Диевна чем занималась в военное время?
Элла Георгиевна: Она была попечителем детского дома. Для детей, потерявших родителей на фронте, нужно было собирать средства, им требовалась ткань на платья, карандаши, тетради. И каждый по мере возможности помогал. Сохранились даже благодарственные письма маме из детских домов.
Какой вы запомнили Победу?
Эра Георгиевна: Мы были в Москве. В последние дни уже было понятно, что ждать осталось недолго. 2 или 3 мая нам позвонил отец, каждого по очереди поздравил с Победой. Москва в те дни ликовала. А в День Победы мы гуляли по городу, смотрели фейерверки. Сколько народу было!
Элла Георгиевна: А папа приехал домой незадолго до парада Победы. Тогда и узнал, что принимать парад будет он. Это было для него большой неожиданностью. Все были уверены, что принимать парад будет Верховный Главнокомандующий – Сталин. Отец тут же начал готовиться – выбирал коня, приводил в порядок регалии, потом готовил речь. Очень волновался. Несколько раз читал нам, спрашивал: «Ну как?» Мы аплодировали. Накануне парада мы ходили кругами вокруг парадного мундира, который висел на распорке. И хотя он был идеально вычищен и выглажен, мы все равно протирали мягкой тряпочкой блестящие пуговицы. Так хотелось поучаствовать в подготовке!
В день парада отец уехал раньше нас. А мы втроем пошли на гостевую трибуну. Было пасмурно, шел дождь, но помню, что никто даже зонты не открывал. И вот раздался бой кремлевских курантов, и на площади появился отец на белом коне. Гордость переполняла меня, и я шептала, чтобы никто не услышал: «Это же мой, мой папа! Какой он красивый!» Парад был впечатляющим. Мы так гордились отцом! То, что мы переживали тогда, можно назвать эйфорией!
Эра Георгиевна: Спустя какое-то время отец собрал у нас на даче своих друзей – военных. Среди гостей были Буденный, папин старинный друг генерал Крюков с женой Лидией Руслановой, Горбатов, Чуйков, Ротмистров, Руденко и другие. Это был веселый вечер – были тосты, танцы, песни. Русланова пела, папа взялся за баян.
Элла Георгиевна: Отец был действительно счастлив. К сожалению, таких дней в жизни семьи больше не было.
А дальше было не до веселья…
Эра Георгиевна: Да, закончилось все это плохо. Крюкова арестовали, Русланову арестовали. Много трагедий в нашем ближайшем окружении за этим последовало. Каким ударом это стало для отца!
Элла Георгиевна: Чего только ему не приписывали. Его беда заключалась и в том, что он старался не подавать виду, что переживает, держал все в себе.
Эра Георгиевна: Как-то, уже закончив книгу «Воспоминания и размышления», отец сказал мне, что в его жизни было три критических периода, в каждом из которых присутствовала цифра семь. Это, прежде всего, 1937 год, когда доносчики пытались собрать на него компрометирующий материал, обвинив в том, что по его недосмотру мама крестила Эллу. В тот раз ему удалось избежать беды. В 1947 году для представления Сталину на него снова собирали компромат. Но, несмотря на обыски у нас дома, аресты сослуживцев, прослушивание телефонных разговоров и коллекционирование папиных высказываний, желаемых результатов достичь не удалось. Ну и роковой 1957 год, когда Хрущев расправился с отцом, отстранив его вообще от всякой деятельности. Папа был доверчивым человеком. Хрущев расположил его к себе, клялся в вечной дружбе…
«Меня коробит, когда в кино отца изображают этаким истуканом, который даже не улыбается. Он был человеком с юмором, веселым»
Элла Георгиевна: …Просто отец зря связался с политикой. Он ведь политиком никогда не был. Он был кадровым военным, начинал еще в Первую мировую войну. И все эти политические хитросплетения были ему чужды, он ничего в этом не понимал. Но обстоятельства вынуждали, особенно когда он был министром обороны, высказывать свои мнения, оценки. Он подпал под влияние Хрущева, а тот его использовал.
Эра Георгиевна: А до этого Сталин его использовал. Во время войны сталкивал с другими полководцами. Со сколькими людьми, с которыми отец был в прекрасных, дружеских отношениях, Сталин посеял вражду – с Коневым, с Рокоссовским. Действовал по принципу «разделяй и властвуй». А после войны отослал их подальше от Москвы. А ведь у отца были большие планы. Он хотел учесть уроки войны, реабилитировать репрессированных военных, хотел, чтобы советских военнопленных приравняли к участникам войны. Он хотел работать, но не умел угождать.