Жуков. Взлеты, падения и неизвестные страницы жизни великого маршала - Алекс Громов

Есть в истории фигуры, которые никого не оставляют равнодушным. Так, никто из отечественных военачальников не вызывал столько споров, как маршал Георгий Жуков.

Он был ярчайшим воплощением образа истинного полководца, стоял особняком даже в обширной плеяде современников, талантливых и беспощадных советских военачальников. Его заслуги отметило государство – Жуков стал одним из двух четырежды Героев Советского Союза за всю историю, причем в отличие от второго четырехкратного Героя Леонида Брежнева, награждение маршала Жукова подавляющим большинством общества воспринималось как справедливое.

Несмотря на многочисленные споры, именно Жуков стал одним из национальных героев на все времена, одним из великих военачальников, спасителей Отечества, в одном ряду с Александром Невским, Суворовым и Кутузовым. На официальном уровне его порой упрекали в бонапартизме и создании культа собственной личности, но следует признать, что этот культ в широких массах сложился стихийно. А гонения, которым подвергался Жуков сразу после войны и в конце жизни, лишь закрепили в коллективном сознании ассоциацию «мы говорим – Победа, подразумеваем – Жуков».

Он был плоть от плоти народа – крестьянин, бедный подмастерье, рядовой боец Первой мировой… Но в масштабе мировой истории он оказался тем самым легендарным, рядовым, который, как повествуется в сказках и преданиях, носил в своем вещмешке маршальский жезл.

При этом именно Жуков, когда в 1957 году в СССР началась решающая схватка за власть, осмелился играть не только военную, но и политическую роль, сказав знаменитую фразу: «Ни один танк не тронется без моей команды!» Но прежде всего он был военным, с первого дня, когда он встал под ружье, и до самого конца.

Он прожил яркую и драматичную жизнь, полную противоречий. Требовал от командиров беречь людей – и зажил славы того, кто не жалел солдат. Одолел лучшую армию Европы, германский вермахт, – и потерпел поражение на полях аппаратных интриг. Любил женщин – и пробуждал у них неимоверные муки ревности.

Каким же он был, маршал Победы, полководец и человек?..

Георгий Жуков родился 19 ноября (1 декабря) 1896 года в деревне Стрелковщина (сейчас Стрелковка) Угодско-Заводской волости Малоярославецкого уезда Калужской губернии.

Ближайший населенный пункт назывался Угодский Завод, что соответствовало местным реалиям: там, на берегу реки Угодки, стоял завод, основанный голландскими промышленниками еще в правление Алексея Михайловича Тишайшего. Стрелковщина появилась позже как поселение заводских мастеров; здесь отливали пушки и испытывали на расположенном неподалеку стрельбище. Осенью 1812 года в этих местах происходили сражения, в результате которых французы были вынуждены отступить на разоренную ими же старую Смоленскую дорогу.

Отец будущего маршала был приемным сыном вдовы Анны Жуковой. Своих детей она не имела, поэтому взяла двухлетнего Константина на воспитание из приюта, где его оставила неизвестная женщина, приложив лишь записку с именем.

Мать Георгия Константиновича Устинья Артемьевна – уроженка соседней деревушки Черная Грязь, рано стала вдовой и после долгих мытарств вышла замуж за Константина Жукова, тоже вдовца. Ей было тридцать пять лет, а ему пятьдесят. Обвенчались они 27 сентября 1892 года в Никольской церкви села Угодский Завод. 20 марта 1894 года появилась на свет дочь Маша. Через два с половиной года родился сын Георгий. Мальчика крестил отец Василий – батюшка, который венчал родителей.

* * *

Земледелие в этих краях особой прибыли не давало, земля была неплодородная. Мужчины уходили «на отхожий промысел» – рабочими, мелкими ремесленниками. Семья Жуковых жила бедно, мать, как и многие односельчанки, подряжалась возить товары из Малоярославца в Угодский Завод. Она обладала недюжинной физической силой – без видимых усилий поднимала и переносила с места на место пятипудовые мешки. И с лошадью управлялась легко. Но особой прибыли извоз не давал: «За поездку она зарабатывала рубль – рубль двадцать копеек. Ну, какой это был заработок? Если вычесть расходы на корм лошадям, ночлег в городе, питание, ремонт обуви и т. п., то оставалось очень мало. Я думаю, нищие за это время собирали больше»[1].

Маленькие дети оставались дома. Жуков вспоминал, как мать была вынуждена оставить новорожденного сына на попечение старшей сестры, чтобы семья не голодала.

«В том году нас постигла и другая беда: от ветхости обвалилась крыша дома.

– Надо уходить отсюда, – сказал отец, – а то нас всех придавит. Пока тепло, будем жить в сарае, а потом видно будет. Может, кто-нибудь пустит в баню или ригу[2].

Я помню слезы матери, когда она говорила нам:

– Ну что ж, делать нечего, таскайте, ребята, все барахло из дома в сарай.

Отец смастерил маленькую печь для готовки, и мы обосновались в сарае как могли.

На «новоселье» к отцу пришли его приятели и начали шутить:

– Что, Костюха, говорят, ты с домовым не поладил, выжил он тебя?

– Как не поладил? – сказал отец. – Если бы не поладил, он нас наверняка придавил бы».

В обсуждении «что теперь делать» решающее слово было за Устиньей Артемьевной – пришлось продать корову и, пока не наступили холода, купить сруб и построить к зиме новый дом, хоть и маленький, крытый соломой. Из старых досок сколотили крылечко, кое-как застеклили окна – и радовались пусть и тесному, но теплому своему собственному жилищу.

Следующий год был неурожайным, поэтому все деньги ушли на хлеб. «С наступлением весны дела немного наладились, – писал в воспоминаниях Жуков, – так как на редкость хорошо ловилась рыба в реках Огублянке и Протве. Огублянка – небольшая речка, мелководная и сильно заросшая тиной. Выше деревни Костинки, ближе к селу Болотскому, где речка брала свое начало из мелких ручейков, места были очень глубокие, там и водилась крупная рыба. В Огублянке, особенно в районе нашей деревни и соседней деревни Огуби, было много плотвы, окуня и линя, которого мы ловили главным образом корзинами. Случались очень удачные дни, и я делился рыбой с соседями за их щи и кашу».

Из этого рассказа видно, что Жуковы жили так же, как и миллионы крестьянских семей в средней полосе России.

«Нам, ребятам, особенно нравилось ходить ловить рыбу на Протву, в район Михалевых гор. Дорога туда шла через густую липовую рощу и чудесные березовые перелески, где было немало земляники и полевой клубники, а в конце лета – много грибов. В этой роще мужики со всех ближайших деревень драли лыко для лаптей, которые у нас называли “выходные туфли в клетку”».