Подставь крыло ветру - Элоа Одуэн-Рузо

Я знал историю, которую только что рассказал эссеист. Тем человеком был молодой военный корреспондент Франсуа-Жан Арморен. Его удивила легкость, с которой он поймал утку, он решил, что ему повезло, — что, в общем-то, так и было. Чего он не знал, так это старой шутки, которую сыграла с ним фортуна. А я по опыту знаю, что фортуна может повернуться к человеку и лицом, и спиной. И никто не знает, как она поступит. Когда фортуна оборачивается к вам лицом, вы становитесь уверенными в себе, доверчивыми.

А на самом деле она уже вот-вот отвернется от вас и повернется лицом к какому-нибудь разбойнику, что поджидает вас за углом, чтобы ограбить или, хуже, убить.

Когда фортуна повернулась к Арморену лицом, он поймал утку, и фортуна сразу же отвернулась от него, причем явно в один из худших дней. «Утка в собственной крови» стала последним пиршеством приговоренного к смерти. Едва ли не на следующий день после первой годовщины ужина в «Тур д’Аржан» Франсуа-Жан погиб в загадочной авиакатастрофе. Самолет упал в Персидский залив. Обломков найдено не было. Арморену только-только исполнилось двадцать семь лет.

~~~

Специальная сетка, которую подготовили в этот день для отлова утки, выглядела хотя и довольно примитивной, но лучше той, что использовали в 1949 году. В то время в «Тур д’Аржан» уже установили устройства слежения и огромные морские прожекторы. Сегодня оборудование было менее заметным, но более эффективным. Старый дрон никогда не терял след птицы, так что ее шансы на выживание были еще меньше, чем в прошлом.

И все же шансы имелись, и это создавало необходимое напряжение и волнение толпы. Как и когда-то на корриде, нужно было представить себе, что бык может победить. За всю историю Большой охоты такого еще не случалось. Всех предшественников нашей птицы задушили и перемололи тем же вечером, и они закончили свой путь в брюхе президента. Для нашей утки единственным выходом было бы следовать руслу Сены, продолжить полет на запад, достичь Ла-Манша, затем мыса Лизард, пролететь немного над графством Корнуолл и достичь Кельтского моря у берегов Ирландии.

Действительно, этот обезлюдевший остров оставался единственным местом, где у утки был шанс выжить и спокойно дожить до старости. Ирландия была одной из немногих территорий, где сохранилась дикая природа. Поскольку на острове почти не осталось жителей, всего за двадцать лет туда вернулись животные. В водах снова стало много рыбы. Города превратились в леса, где водились олени, кабаны, лисицы. Портовые города стали пристанищем для целых колоний морских и перелетных птиц всех видов.

Во время событий вирус быстро распространился по всей стране. Началась паника, которая привела к массовому бегству населения в Шотландию и Англию. Этот исход якобы способствовал распространению вируса в Европе, тогда как в действительности он, как незваный гость, уже поселился на континенте. В ответ Европейский союз, который распался спустя всего несколько месяцев, закрыл свои границы.

Англия поступила так же, бросив Ольстер[5] на произвол судьбы и направив в Ирландское море крупнейшие корабли ВМФ с приказом топить гражданские суда. Только Республика Шотландия, недавно получившая независимость, оказалась более снисходительна к своему кельтскому соседу. Сначала страна согласилась принять ирландские суда у себя на крайнем западе, на Гебридских островах. Но ситуация быстро ухудшалась, потому что поток ирландских мигрантов становился слишком мощным. В итоге и молодая республика закрыла свои границы. В конце концов земли архипелага с его лютым климатом и очень бедной почвой отдали мигрантам в обмен на строгое соблюдение ими границ. Таким образом, Гебридские острова стали Новой Ирландией. Кажется, на другой стороне земного шара есть остров с таким же названием, этакий брат-близнец. В Папуа, по-моему. Но для нашего рассказа это несущественно.

Несчастливы все одинаково. Но небезосновательно можно предположить, что ни одну страну не постигла участь хуже, чем у Ирландии. Почти все жители, которые не могли позволить себе добраться до Гебридских островов, исчезли. Оставшиеся ирландцы, по-видимому, в конце концов поубивали друг друга, о чем свидетельствуют некоторые случаи каннибализма. Но это слухи, и не следует рассказывать или писать о них, чтобы не распространять ложную информацию. Это черные дни, которые должны быть забыты, стерты из нашей памяти, как и сами события.

Старая Ирландия стала проклятым местом. Своеобразным адом на земле, по крайней мере для людей. Главным страхом, и, кстати, самым обоснованным, был страх снова заразиться вирусом, который, вероятно, затаился в пернатых, а этих птиц были тысячи; редкие любители дикой природы приезжали наблюдать за ними в бинокль, добравшись в солнечные дни на лодке от побережья Шотландии до островов. Конечно, ни одна птица не залетала на архипелаг, где жили люди, и ни один человек не осмеливался приблизиться к птичьему острову. Несколько бесстрашных рыбаков время от времени обследовали скалы вокруг старой Ирландии в поисках устриц или морских ушек. Это был опасный промысел, и улов часто оказывался неожиданным — фунт этих драгоценных раковин мог прокормить одну семью в течение месяца. В Новой Ирландии, Шотландии и Англии их обычно ели жареными и запивали пивом.

Вскоре после событий лишь горстка английских художников, ведомая небольшой группой беженцев, отважилась высадиться на Мертвом острове. Их путешествие навсегда останется в нашей памяти. Из Ливерпуля в Белфаст они отправились через старую провинцию Ольстер к прибрежному городу Антрим, следуя древним маршрутом рыбаков, занимавшихся ловлей лосося. Они боялись заплутать в этих землях, поэтому не решились отойти от береговой линии. Они сожалели, что не смогли, как планировали, добраться до легендарной Дороги гигантов[6], где, как говорят, нашло убежище множество птиц. Но это было их единственным разочарованием. Они благополучно вернулись в Ливерпуль еще до наступления темноты, с завораживающими рисунками и акварелями маленького городка Балликасл — позже их опубликовали в книге «Мертвый остров», которую я смог купить, как только она вышла.

Я сейчас ее листаю. Не знаю, почему эти изображения так меня очаровывают. Возможно, дело в анахронизме иллюстраций, ведь эта земля напоминает мое собственное представление о первом утре в нашем мире. Местами жуткая красота этого заброшенного Балликасла и это изобилие свободно летающих птиц меня поражают. Очень искусный акварелист с величайшей точностью воспроизвел это зрелище. На пятидесяти двух сохранившихся рисунках запечатлены сотни птиц, сидящих на старых вывесках, бродящих между пустыми столами и скамейками на набережной и пирсе. Маленькие смеющиеся чайки с красными клювами, серебристые чайки. Черноголовые гуси. И скворцы, дрозды, бекасы. А на последних страницах, изображающих