Адмиралы Арктики - Александр Плетнёв

Быстро избавившись от улова, суровые обветренные старожилы поначалу были сдержанно хмуры, описывая «красный призрак», но как все коренные жители Севера, имевшие слабость к крепким напитками, оседлали припортовое питейное заведение и, медленно набираясь, раз за разом пересказывали всем желающим, не отказывая себе в приукрашивании.

Так что почва была подготовлена! И когда «Лейтенант Скуратов» вернулся в Александровск, слухи уже гуляли, расползаясь мгновенно, как водится, обрастая новыми подробностями от пересказа к пересказу.

Начали судачить не только в порту – матросы, рыбаки и остальная припортовая братия. Тема была самая обсуждаемая, как на рынках у черни, среди у купцов и разночинцев, так и у местной знати.

Любительские зарисовки мичмана подхватили писаки из «Губернских новостей», состряпав чуть ли не на второй странице статейку – нечто конспирологическое, вообще найдя в «красном на белом» японский след. А на возражение скептиков «как загадочный корабль могли видеть одновременно в разных местах», тиснули вполне научную гипотезу некоего «учёного инженера из столиц» об «атмосферных линзах, рефракции и миражах».

Читатели, надо сказать, не поняли, но приняли на веру.

Заскучавший за зиму Архангельск жадно впитал и подхватил эту маленькую сенсацию, причмокивая за чаями-кофеями вполне уважаемыми и серьёзными гражданами.

Архангельский губернатор Николай Георгиевич Бюнтинг, само собой, чисто по-человечески тоже интересовался… скажем, не без снисходительности и иронии, так как, имея немецкие корни, был человеком прагматичным, здравомыслящим, не допускавшим всякие фантазии и прочий спиритизм. Ко всему, недавно вступив в должность, не совсем проникся местными реалиями. Да и статус не позволял принимать сплетни и домыслы.

Но когда объявился свидетель, состоящий на службе у государства, то бишь лицо «в ранге», Николай Георгиевич с чувством удовлетворения дал ход своему начальственному любопытству. Более того, потребовал к себе практически единственного официального очевидца.

И получилось на удивление быстро (у Престина) – и в Архангельск съездить, и обратно.

А поскольку губернатор в докладе командира «Лейтенанта Скуратова» увидел трезвый и взвешенный взгляд на произошедшее (без всяких там глупых умозаключений, «но факт остаётся фактом»), то, посовещавшись с морскими чинами, решили организовать патрулирование и дозор силами охранных судов, для прояснения необъяснимого случая.

Какое судно получит это задание, сомнений ни у кого не возникло. Так как было видно, что начавшийся весенний лов трески потребует усиленного присутствия скоростных ботов-крейсеров в противодействии норвежским браконьерам, а тихоход «Скуратов» самое оно!

– Что ж, голубчик… – Николай Георгиевич Бюнтинг, признаться себе, не знал, как лучше обращаться к капитану Престину.

«Люди те же, чины и звания такие же, – мелькнуло в любопытных глазах нового губернатора, – но тут, на севере, все разговаривают и относятся друг к другу немного иначе. Что вроде бы проявляется неуловимо, но заметно, если глядеть сторонним взглядом».

– Так что, Константин Иванович, как говорится – чья инициатива, тому и выполнять, – Бюнтинг слегка развёл руками. – На мой взгляд – сухопутного и невоенного человека, совершеннейшая полумера, но в ваших северных… полярных условиях я совершенно несведущ. Да и повода пока горячиться не нахожу, несмотря на усилия газетчиков раздуть «японскую» панику. Однако коль изыщете нечто любопытное, всенепременно извещайте меня, в любое время дня и ночи-с.

Вот и получилось (повторяясь) – быстро, несмотря на встречи-чаепития, прощания, напутствия-инструкции, вёрсты санного пути….

И судно, по прибытии в Александровск, к новой вылазке по велению губернатора, стараниями портового начальства, старпома и команды было исправно и готово.

Задачу «Скуратову» с экипажем поставили бесхитростную и не сложную, не включающую в себя преследование по льду, либо по воде – просто подойти к границе ледового поля и курсировать в дозоре. Вдруг вернётся…

Престин не стал высказывать сомнения, что неизвестный корабль может и вовсе не возвращаться. Или вообще уйдёт другим маршрутом, учитывая, с какой лёгкостью он взламывал ледяное поле.

Ответил по-военному «есть» и откланялся.

Что ещё можно сказать? Откуда появились фотоснимки, так и не выяснили (никто и не пытался). Хотя чего уж там – пара «норвежцев» и один «англичанин» в Екатерининскую гавань заходили, пока суть да дело. И где бродяжничали, чего видели – они не особо распространялись. Стало быть, кто-то из них.

«И вот же чертовщина какая, – мелькает запоздалая мысль, – мы только на третьи сутки, после того как облазили Землю Александры[6] и ближайшие острова, примерно сообразили – куда, а верней, “в когда” нас занесло!»

Пусть это и было самое простое решение, но в той ситуации вполне в логике – пошли утверждённым маршрутом, взламывая лёд… и мозг: что же с нами всё-таки произошло?!

Кто-то потирал ушибленные углы человеческого тела, кто-то затылки – всё с тем же вопросом: «Что за фигня?!», поминая «белый свет в глаза», перед тем как потерял сознание…

– Всё вокруг стало ну точно как кинолента засвечивающаяся, и-и-и… бац! – взъерошенно прокомментировал главмех. Сам он любитель-кинооператор ещё с лохматых времён, вот у него и возникли первые ассоциации.

Это было самое точное описание последнего, что успели выхватить многие перед отключкой.

Иногда ветер с севера подхватывал повышенную влажность, тянул сыростью, и шхуна покрывалась белым пушком изморози. Дым из трубы, смешанный с паром, оседал на полуюте, такелаже грот-мачты грязными сосульками, которые при волнении бились друг о друга мелодичным звоном. Боцман периодически гонял матросов счищать лишние наросты.

Несмотря на упрямый «норд», нахлёстывающий встречной волной в левую скулу, «Скуратов» уверенно держал девять узлов.

Волнение было небольшим – 4–5 баллов, но иногда нос судна слегка вздрагивал, сорокаметровая шхуна плавно перекатывалась на длинной волне. И если прислушиваться к работе машины, казалось, что в такие моменты она меняла тональность – перестук слегка учащался, затем растягивался, и опять…

– Будь мы на ровной воде, я бы не удивился, если наш старичок выдал бы свои паспортные, как на мерной мили верфи «Братьев Самуда»[7], – прячась от пронизывающего ветра, мичман тем не менее излучал удовольствие. – Что скажете, Константин Иванович?