Симфония времён - Жоржия Кальдера

– Я не принимаю твою отставку, об этом не может быть и речи, – холодно произнес Орион.

– Тем не менее Радаманте права, – заметил Верлен. Он умудрялся стоять на своем, хотя только что стал свидетелем ужасного отцовского гнева. – Я уже во второй раз проваливаю свое задание. Простите меня, но для всех очевидно, что я недостаточно компетентен для этой работы. Поэтому я оставляю пост Первого Палача, хотите вы того или нет.

Орион стремительно повернулся к окну, вцепился в подоконник золотыми когтями и глубоко вздохнул, видимо, пытаясь справиться с гневом.

Самоуверенность Верлена поразила Гефеста. Казалось, юноша совершенно не боится отца и не считается с ним, да так, что даже осмелился открыто ему противоречить, и это притом, что он годами слепо его слушал и подчинялся ему.

Гефест ненавидел императора и осуждал все его решения с тех пор, как узнал, что Орион заточил Прозерпину в темницу и жестоко мучает, пользуясь ее способностями с единственной целью – продлить свое правление. Так почему же Гефест при всех своих убеждениях ни разу не сумел возразить отцу, не попытался оспорить хотя бы один, самый безвредный его приказ? Как вышло, что он не в силах сказать ни слова против Ориона и его политики?

Проклятие, почему он не смог задать вопрос касательно его последнего сна и узнать, кто была та загадочная богиня?! Он ведь намеревался это сделать!

Император покачал головой, потом проворчал:

– Только я один могу судить о твоих способностях, Верлен. Ты немедленно возьмешь себя в руки. Больше я не потерплю подобного ребячества, ясно? Я даже отсюда ощущаю признаки быстро приближающегося к тебе приступа. Твой организм нуждается в душах, чтобы продолжать перестраиваться и правильно развиваться. Поэтому ты послушно поглотишь те, что я столь великодушно для тебя приготовил, и продолжишь выполнять работу Тени, поскольку я так решил.

– Нет, отец, – немедленно возразил Верлен решительным тоном. На его скулах заиграли желваки. – Сожалею, но я более не могу быть вашей правой рукой. Что же до потребностей моего организма, вы не можете ими распоряжаться. Лишь я могу решать, удовлетворять их или нет.

Орион опустил голову, заметно удрученный словами сына, потом тихо проговорил упавшим голосом, в котором слышались нотки потрясения и усталости:

– Юный наглец… Ты разве не понимаешь, что умрешь, если не будешь тщательно поддерживать в себе божественное начало? Неужели ты не видишь, что я всего лишь стараюсь подготовить тебя к ожидающей тебя великой судьбе?

Император по-прежнему стоял к ним спиной, но Гефест заметил, как по щеке отца скатилась золотая капля и упала на каменный подоконник.

– Запомни, сын, я еще не сказал своего последнего слова. Твоя отставка пока под вопросом, в настоящий момент я ее не утверждаю. Мы вернемся к этому вопросу позже, в более подходящее время. Теперь оставьте меня, оба…

Верлен коротко кивнул, повернулся и направился к двери, однако не зашагал уверенно, как обычно, – и это выдавало его нервозность. Гефест секунду помедлил, невзирая на приказ императора, – ему хотелось остаться наедине с отцом. Однако он тут же понял, что сегодня не получит ответов на свои вопросы. На самом деле он подозревал, что какая-то неведомая сила внутри его помешает ему спросить Ориона о загадочной богине.

В итоге он пошел следом за сводным братом и вскоре обнаружил, что они опять молча спускаются по высоким лестницам Собора.

– Как ты это делаешь? – поинтересовался Гефест наконец, когда убедился, что они отошли довольно далеко от отцовского кабинета и их никто не услышит. – Как тебе удается так категорично и твердо противостоять отцу?

Сам он не мог вести себя столь отчаянно пред лицом императора – теперь он в этом почти не сомневался. Какая-то часть его разума была устроена, сформирована таким образом, что Гефест подчинялся богу богов даже не задумываясь. И неудивительно: Орион создал его собственными руками, как и всех его братьев и сестер, вытянул из ничего и вдохнул в него жизнь…

Недавно Гефест нашел способ обойти заложенные в основу его натуры фундаментальные устои, действовать по-другому, пусть и исподтишка, понемногу. Он изменил новых Залатанных. Однако по сути – и теперь он отдавал себе в этом отчет – он годами, а может, даже столетиями, мечтал восстать.

Гефест всегда подозревал – и это ощущение неизменно его тревожило, – что лишь их сводный брат, порожденный не так, как остальные дети Ориона, может по-настоящему противостоять императору. Несомненно, именно потому он до сих пор так страстно ненавидел Верлена, завидуя и одновременно досадуя из-за того, что юноша во всем подчиняется властителю всего сущего и заискивает перед ним.

Верлен вдруг остановился на середине лестницы и ухватился за ближайшую стену, словно у него закружилась голова. Потом, весь дрожа, он с тревогой в голосе спросил, даже не стараясь скрыть страх:

– Думаешь, я подверг Сефизу опасности, навлекая на себя гнев нашего отца? Думаешь, теперь он возьмется за нее, чтобы покарать меня за неповиновение?

Молодой человек тяжело дышал, у него на висках выступили капли пота, и Гефест, обеспокоенный таким состоянием сводного брата, поспешил его успокоить.

– Что бы ни случилось, мы сделаем все возможное, чтобы ее защитить.

Несмотря на то что они братья, Орион, очевидно, относился к Верлену гораздо снисходительнее, чем к остальным своим детям, и многое ему прощал. Возможно, юноша действительно сумеет избавиться от возложенной на него работы, избежав последствий?..

Гефест удивленно моргнул, увидев, как вены на руке младшего брата, которой тот держался за каменную стену, чернеют, набухают и пульсируют. Верлен спазматически сжал кулак, словно борясь с сильной болью. Было очевидно, что это не признак паники, а нечто куда более серьезное…

– Значит, отец не лгал, говоря, что души нужны тебе для выживания, верно? – потрясенно выговорил Гефест.

До сих пор он пребывал в уверенности, что сводный брат сеет вокруг себя смерть исключительно из честолюбивого желания продвинуться, угодить Ориону и стать могущественнее.

– Мне все равно, что он там говорит, – прорычал Верлен. – Я больше не хочу быть таким… больше не хочу…

Кость в руке юноши с громким треском сломалась, потом то же самое произошло с костью предплечья. Молодой человек пошатнулся и упал бы, не поддержи его Гефест.

– Это скоро пройдет, – простонал Верлен, прикрыв глаза. Он терял сознание. – Ерунда…

Гефест закинул руку брата себе на плечо и пригнулся, чтобы приспособиться к малому росту юноши.

– Я немедленно отведу тебя в твои покои, – решил он. Потом ему в голову пришла одна мысль, и он предложил: – Если только ты не хочешь завернуть ко мне в мастерскую. У меня там два пациента в глубокой коме, они ни при каких обстоятельствах не очнутся. Их жизни твои. Все равно они уже не жильцы…

– Нет, – отказался Верлен, из последних сил цепляясь за Гефеста. – Нет, я больше не хочу…