Симфония времён - Жоржия Кальдера

Внезапно скорбь и паника в глазах ребенка исчезли, уступив место пугающему, яростному гневу. От него начали исходить волны ужаса – я не могла их видеть, но безошибочно угадывала.

Мальчик не дал обступившим его взрослым возможности снова наброситься на него. Выдернув из спины старика нож, он одним быстрым движением чиркнул себя по ладони – тут же потекла ярко-красная кровь.

Настоящий Верлен взял меня за руку и заставил отвернуться. Видение начало таять. Молодой человек мрачно произнес:

– Там была настоящая кровавая баня. Тебе вовсе не обязательно на это смотреть. Суть ты уловила, верно? Именно в тот момент я понял, как действует моя сила. И тогда я сознательно ею воспользовался. Мне было всего девять лет, однако я убил без малого двадцать человек.

– Но ты ведь защищался, – слабо запротестовала я.

Увиденное расстроило меня сильнее, чем мне хотелось бы.

Юноша снова нахмурился и поглядел на меня озадаченно. Кажется, мои слова выбили его из колеи.

– Нет, Сефиза. Я мстил. Тот старик был моим единственным другом. Лишь он один относился ко мне по-доброму и заботился обо мне. Я очень к нему привязался. Мне хотелось, чтобы виновные заплатили за его смерть, вот и все. В тот момент мною руководила ненависть к ним, нет, ко всем людям. Ко всему человечеству, столь яростно меня отвергавшему. Я до сих пор испытываю эту злобу…

Внезапно наших ушей достиг неестественно глубокий, низкий голос, звучавший будто бы сразу в нескольких тональностях. Мы синхронно обернулись и обнаружили, что оказались в тронном зале, в самом сердце Собора; прямо перед нами на троне восседал император.

– Итак, вот мы и встретились, мое дорогое дитя, – обратился Орион к маленькому Верлену. Мальчик стоял перед троном, его руки были закованы в кандалы. – Наконец-то я собственными глазами вижу это удивительное создание. Ты не бог, но и не человек.

Мальчик смотрел в пол потухшим, растерянным взглядом, не поднимая головы; на его одежде и руках темнели пятна крови, он заметно шатался и, казалось, того и гляди упадет. Двое стражников, замершие по сторонам от ребенка, не спускали с него бдительных взглядов и придерживали за плечи.

– Ваше Величество, шестнадцать человек только что покончили с собой при весьма странных обстоятельствах, – доложил один из легионеров. – Трое из них были солдатами, которые пытались вмешаться и остановить кровопролитие. Мы обнаружили этого мальчишку в доме, сидящим среди кучи трупов. По-видимому, он порезал себе руки. Нам пришлось применить силу, чтобы не дать ему поранить себя снова.

Император поднялся с трона, спустился по каменным ступеням и медленно зашагал к маленькому Верлену.

– Понятно, – протянул Орион. – Памятуя о том, как умерла Астрейд, я подозревал, что вмешалась какая-то разрушительная сила. Однако я и представить себе не мог, насколько эта сила могущественна и пагубна…

При упоминании покойной матери ребенок резко вскинул голову, но продолжал хранить молчание. Было видно, что он в отчаянии, а еще перепуган и полностью вымотан.

Остановившись перед мальчиком, бог богов улыбнулся ему и спросил:

– Так значит, твой дар заключен в крови?

С этими словами он резко, безжалостно полоснул ребенка по руке, прорвав рубашку своими острыми золотыми когтями, так что на коже остались четыре глубоких кровоточащих борозды.

Маленький Верлен потрясенно ахнул, согнулся пополам, потом с криком рухнул на пол, а стражники проворно его выпустили, одновременно вынимая из ножен мечи. Император с интересом и нетерпением в глазах наблюдал, как один легионер направил острие меча себе в рот и нанес удар, после которого в воздух брызнул фонтан крови, а второй страж лихорадочно чиркнул себя по горлу, раскроив его от уха до уха.

В глубине зала послышались грохот и глухие удары. Несколько человек бросились к витражным окнам и, пробив их своими телами, выбросились наружу, их трупы упали в ров, окружающий дворец.

Вскоре в зале не осталось никого, кроме императора и мальчика.

Не обращая внимания на лежащие вокруг безжизненные тела, правитель опустился на колени перед ребенком. Затем Орион посмотрел на мальчика с теплотой, что было удивительно, и коснулся его лба. Верлен тяжело дышал и заливался слезами от терзающей его боли.

– Теперь все будет хорошо, – прошептал Орион на ухо Верлену. – Ну же, не плачь больше. Это же просто несколько человеческих жизней, только и всего. Запомни, все эти невежественные ничтожества тебя поносили, но они ошибались во всем. Ты вовсе не чудовище, ты – настоящее чудо, рождающееся раз в тысячелетие. Ты последний из моих сыновей, Верлен, мое последнее творение. Отныне ты будешь жить здесь, во дворце, где тебе и место, среди своих, вместе с твоими божественными братьями и сестрами. Больше бояться нечего, я о тебе позабочусь и научу тебя управлять этим даром. Я сделаю тебя уникальным, выдающимся существом, каким ты и должен быть…

С трудом отведя взгляд от бога и мальчика, я покачала головой и пробормотала:

– Так ты… ты сын императора? – Это открытие потрясло меня до глубины души. – Это правда?

– Я, так сказать, его тайный бастард, – признал Верлен. В его голосе звучал неприятный цинизм. – Только императорский легион, а также мои братья и сестры знают этот секрет. Впрочем, ради твоей же безопасности не стоит ни с кем делиться этой информацией.

Сказав это, настоящий Верлен повернулся ко мне спиной и ушел. Высокие своды тронного зала исчезли, и вокруг меня сгустился серый полумрак.

Когда я снова открыла глаза, то поняла, что лежу в своей кровати, укрытая одеялом.

Я села; мысли в голове путались, мой разум, одурманенный сном, снова и снова возвращался к ужасающим сценам, свидетельницей которых я только что стала.

Вздохнув, я откинула волосы со лба.

Уже светало, а мне за всю ночь не приснилось ни одного кошмара. Точнее, я не увидела своих привычных кошмаров, зато в полной мере погрузилась в жуткие воспоминания Верлена.

У меня было непростое детство, однако детство Верлена оказалось полностью разрушено болью, одиночеством, ненавистью и кровью…

Верлен

Я проснулся как от толчка и судорожно перевел дух; воспоминания о детстве оставили у меня на языке горький привкус.

Уже очень давно я не думал о тех временах. Годами гнал от себя мысли о событиях моего детства, хоронил их в недрах сознания, прикрыв толстым слоем обид и маниакального стремления преуспеть на выбранном для меня пути.

Я сделал все, чтобы искоренить в себе никем не любимого, до крайности наивного ребенка, ужасно слабого и ранимого, дабы заменить его несгибаемым человеком, бесчувственным и закрытым, в которого меня хотел превратить отец.

Однако сегодня я больше не знал, кто я такой.

Я блуждал в потемках, чувствуя себя потерянным и совершенно опустошенным колоссальными потрясениями, привнесенными в мою жизнь Сефизой. Эта девушка подожгла фитиль, и с тех пор вокруг меня постоянно гремят взрывы, поочередно разрушающие все мои былые убеждения.